Красная Шапочка для Серого волка
Шрифт:
— А где терраса? — звучит мне вопрос в спину, но я не отвечаю.
Не хочу. Пусть блуждает по дому и поищет меня. А я через камеры понаблюдаю за ней.
Хоть какое-то развлечение в свой день рождения. Дима меня позже, конечно же, придушит за то, что я затеял, но дам ему немного взрослой отравы, и успокоится.
Но, к моему несчастью, террасу она находит слишком быстро. Умная, зараза. Вышла на улицу, посмотрела, где балкон, а потом, поднявшись на третий этаж, почти сразу нашла меня. Блуждала лишь по третьему этажу — и то минуту, пытаясь понять,
Даже как-то обидно, что у блондинки мозг лучше, чем у некоторых моих гостей, которые могут ходить по дому и орать, что не могут ничего найти. Злятся на планировщика. Хотя здесь всё донельзя понятно. Коридор и двери, которые приведут тебя куда-либо.
— Лимонад? — профессионально интересуется девушка.
— Лимонад, — соглашаюсь.
Пока она наливает, нагло рассматриваю её и оцениваю.
Выразительные каре-зелёные глаза. Тонкий, аккуратный носик, слегка вздёрнутый. Маленькое, светленькое личико с мелкими чертами лица, но пухлыми детскими щёчками. Объёмные натуральные губки бантиком, без грамма силикона. Длинные светлые волосы, убранные в пучок, как у всех официанток Димы. Длинные худенькие пальчики с аккуратным маникюром цвета кожи. Тонкая талия и ровная осанка. Грудь небольшая, задняя часть не перекачанная.
И, как назло, всё в точности, как мне нравится. Непримечательная внешность, но если присмотреться, может зачаровать.
Сама девица юная. Лет восемнадцать-двадцать. Но я давно отвык оценивать возраст по внешности. Обманчиво это всё. Красной Шапочке и тридцать с хвостиком может быть. Хотя по поведению — всё же не больше двадцати.
— Сколько ты стоишь? — задаю вопрос, подняв взгляд на её огромные глаза.
Глава 5. Красная Шапочка
— Что вы спросили? — переспрашиваю, надеясь, что просто ослышалась. Он произнёс что-то созвучное, а мне послышался настолько непристойный вопрос.
— Сколько ты стоишь, Красная Шапочка? — по-прежнему меня так называет, игнорируя моё имя на бейдже. Но его вопрос и уточнение не успокаивает. Наоборот, говорит о том, что я с первого раза услышала всё верно.
— Я не вещь, чтобы иметь цену, — произношу сквозь зубы.
— И всё же? — не сдаётся нахал, думая, что я ему отвечу? Поломаюсь немного, да скажу? Ну уж нет! Я не такая!
— Я не продаюсь! — чеканю по слогам, прожигая его взглядом.
— Любая цена, шапочка, — хмыкает, пройдясь по мне оценивающим взглядом. — Хочешь квартиру? Подарю квартиру. Хочешь машину? Машину подарю. Хочешь новую шубку? Получишь её. Что ты хочешь?
— А денег хватит? — с вызовом кидаю, мечтая ему врезать и размазать его наглое и самоуверенное лицо по асфальту.
— Хватит, — ухмыляется моему вопросу.
— Прилично, значит, наворовал, — не сдерживаюсь и выплёскиваю лимонад, который ему и налила, в лицо негодяя. — Вот именно из-за таких, как ты, дети больные в больнице подолгу лежат, а уезжают оттуда уже в гробу! — выпаливаю чуть ли не со слезами
Благо, память у меня хорошая, и, где именно дверь, я помню. Пока иду за курткой, трясусь. Боюсь, что он за мной пошёл. Но мне везёт, и мужчину я вижу, лишь когда выхожу из дома. Он по-прежнему сидит на своей застеклённой террасе и смотрит на меня. Совершенно спокойно. Не зло. Скорее равнодушно. Словно я и не умыла его сладкой водой несколько минут назад.
Ровно минуту жду такси, а сев в салон, позволяю себе разреветься. В голос и со всеми всхлипами, ловя сочувственные взгляды таксиста. Но заговорить и спросить, что случилось, мужчина не решается.
Какой же козёл этот клиент! Зачем он так со мной?! Поприставал! Клеймо на мне какое-то поставил! Цену, видите ли, ему назвать нужно! А если я и правда не продаюсь? Что если у меня гордость и уважение к себе есть?
И теперь меня ещё из-за него и уволить могут. Дмитрий Глебович не терпит хамства по отношению к клиентам. А я не только нагрубила, но ещё и облила лимонадом.
Приезжаю домой, уже успокоившись. Не хочу, чтобы мама видела мои слёзы и переживала. Сестры ей вполне хватает.
— Мам, ты дома? — окликаю её, раздеваясь и растягивая лживую улыбку на лице.
— Да! К Оленьке собираюсь в больницу, — кричит с кухни она. — А ты чего так рано? Вроде же говорила, до ночи поздней будете. Отпустили раньше?
— Клиент козёл попался! За этот выход точно ничего не получу, — рассказываю, пока иду к ней. Но стоит мне увидеть маму, вся фальшь куда-то исчезает, и я начинаю во всём сознаваться. — И возможно, ещё и уволят. Приставать начал.
— Негодяй! — ругается она на него и, подойдя ко мне, обнимает. — Но ты не расстраивайся! Другую работу найдём!
Но мало где будут платить столько, сколько у Дмитрия Глебовича. Да и чаевые в его ресторанах хорошие.
— Да, уволят, и что мне делать?! Лучше бы на твою халтуру с дегустацией пошла, — бурчу, опуская на стул. — Пусть меньше бы получила, но без всех этих сложностей. Но нет же! Захотелось на выездной банкет! Куш сорвать. Сорвала!
— Машенька, девочка моя! — мама садится рядом со мной, прервав сборы в больницу к Оле. — Не расстраивайся! Всех денег не заработаешь.
— Заработаешь, когда очень надо, — отзываюсь, произнося слова слишком грубо и агрессивно, что обычно маму пугает. — А Оле очень надо.
— Всё будет хорошо! Бог нам поможет! Я верю!
— Да нет веры в твоего Бога, мама! — восклицаю, устав от её наивности. — Если бы была, то Оля бы не заболела! А сейчас нам надо кучу денег, чтобы её вылечить! Где сейчас твой Бог, мама?! Где?! — заканчиваю и иду в ванную комнату, чтобы умыться и прекратить истерику.
— С нами, зайка, с нами, — говорит родительница, последовав за мной и остановившись в двери. — Отдыхай больше, девочка моя. И так работаешь без остановки.
— И буду! — уверенно заявляю. — Пока Олю на ноги не поставлю, буду пахать, как конь! Я папе обещала, что буду о вас заботиться!