Красная шапочка
Шрифт:
Адриен явно обрадовался возможности сбежать из гнетущей атмосферы. Он, хоть и был добрым человеком, не принадлежал к тем, кто открыто демонстрирует свои чувства. Валери знала, что старший кузнец всегда очень хорошо относился к Люси и что ее смерть наверняка заставила его вспомнить тот день, когда погибла его жена. Конечно, ему сейчас нелегко.
Генри вежливо кивнул, глядя на чердак, после чего надел свой длинный кожаный плащ и следом за отцом вышел на веранду.
— Просто поверить не могу,
Валери наконец спустилась к телу Люси. У нее не осталось слез, внутри была лишь бескрайняя пустота.
Сьюзет убирала со стола. Никому сейчас не хотелось есть. Подруги посидели рядом с Валери, но почти ничего не сказали. Однако им необходимо было хоть чем-то занять руки, чтобы не чувствовать себя совсем уж бесполезными в этом доме.
Роксана стала перебирать длинные шерстяные платья Люси. Пруденс, втайне жаждавшая заполучить овчинную шубку, нежно поглаживала мягкий мех, надеясь, что кто-нибудь предложит взять эту вещь.
— Как же так получилось, что никто ничего не заметил минувшей ночью? — внезапно нарушила молчание мадам Лазар. И повернулась к Валери. — Ты разве не была с ней?
Валери как раз принялась вплетать ленты в волосы сестры и отвечать старухе не стала. Она все думала о тех клочках бумаги, которые сжимала в руке мертвая Люси; обрывки не складывались в целое, а то, что было на них написано, сильно пострадало от росы. Это, конечно же, какая-то записка. Может, приглашение на встречу? Если да, кто его прислал?
Мир вокруг Валери пошатывался и вращался, и она просто не могла сосредоточиться на лице мадам Лазар; да и все остальные проплывали перед ней, как карусельные лошадки…
— Ее заманила туда зверюга, — высказалась убитая горем Сьюзет, которой не слишком хотелось, чтобы гости начали обсуждать подробности несчастья.
— Она ведь с тобой была. — Роксана повернулась к Пруденс. — Я точно знаю, видела ее в твоей лодке.
— Да, она села в нашу лодку, а потом сказала, что должна встретиться с тобой.
— Не понимаю, зачем ей было так говорить? Это же неправда! — Роксана покачала головой.
— Может, на самом деле она спешила на свидание с молодым человеком? — чуть язвительно предположила Пруденс.
— Моя дочь не интересовалась молодыми людьми, — сразу возразила Сьюзет.
— Она очень даже интересовалась моим внуком, — заявила мадам Лазар. — Постоянно ходила мимо нашего дома и вертелась вокруг Генри, как щенок. И если она прознала, что Генри обручен с ее сестрой…
Мадам Лазар умела говорить так, что ее слова впивались в мозги и всем тут же начинало казаться, что она просто читает вслух их собственные мысли.
— Наверное, это разбило ей сердце, — с грустной мечтательностью произнесла Роксана.
— И тогда она решила, что лучше умереть, чем жить без него, — добавила Роза восторженным шепотом. — И сама пошла искать Волка…
— Нет, — сурово отрезала Сьюзет. — Это просто немыслимо.
— Она никогда ничего не говорила мне о своих чувствах, —
Как она могла быть настолько слепа? Ее сестра любила Генри, но любила молча, никому в этом не признаваясь. «Знала ли она о помолвке? Может быть, случайно услышала, как родители обсуждали? — Валери решила, что такое вполне возможно… — Но ведь мы всегда были вместе — как же нелегко было Люси сохранить свою тайну… Могло ли родительское решение действительно разбить ей сердце?»
— Не тревожься, бедная малышка, — сказала мадам Лазар, которую, похоже, не слишком заботила смерть Люси. — Я знаю, что ты горюешь о сестре, но Генри давно уже интересуется именно тобой. Ты… ты всегда была такой хорошенькой!
Она протянула руку, чтобы погладить Валери по щеке; движения мадам Лазар напоминали движения паука.
Сьюзет не терпелось распрощаться наконец с гостями, но тем не менее, заслышав скрип лестницы, она вышла на веранду, чтобы встретить вновь прибывшего; дверь она тотчас захлопнула за собой, чтобы в дом не залетел снег. Едва увидев темноволосую голову, она сразу пожалела о своей опрометчивости: не надо было выходить. Конечно, она сразу узнала его, несмотря на все прошедшие годы.
— Это для Люси, — тихо сказал Питер, державший в руках золоченую свечу, чей огонек трепетал на ветру.
— Уходи!
Питер ожидал подобной реакции и был к ней готов.
— Я хочу отдать ей дань уважения, — возразил он, изо всех сил стараясь быть вежливым.
Ведь эта женщина горевала о погибшей дочери.
— Догадываюсь, зачем ты явился, — сказала Сьюзет, придерживая дверь рукой. — Я только что лишилась одной дочери и не хочу потерять вторую.
— Послушайте…
— Она — все, что у меня осталось, — сказала Сьюзет. — А ты ничего не можешь ей предложить.
Питер прекрасно знал, что она права, что Валери заслуживает лучшего. Но не мог отказаться от нее.
— У меня есть ремесло. Я занимаюсь тем же, чем и ваш муж.
— Да, и уж кому, как не мне, знать, сколько зарабатывают дровосеки.
Питер хотел было возразить, но Сьюзет его остановила:
— Генри Лазар — это ее единственная надежда на обеспеченную жизнь.
Питер заглянул в полные страдания глаза Сьюзет; ее слова проникли в самую глубь его души. Он действительно не мог предложить Валери достойное будущее…
— И если ты вправду любишь мою дочь, — продолжала Сьюзет надломившимся голосом, — то уйдешь и оставишь ее в покое.
Они долго смотрели друг на друга, и в глазах у обоих отражались противоречивые чувства. Питер сдался первым. Он отступил, гневаясь на Сьюзет за то, что она его прогоняла, и на себя — за то, что вполне ее понимал.
Сьюзет вернулась в дом, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Надо сказать гостям, что это заходил один из приезжих рабочих, чтобы выразить соболезнования.