Красная весна
Шрифт:
В принципе, игра против Ельцина с использованием суверенизирующихся регионов (Татарстана, Башкирии, Чечни, Сибири, Урала) велась еще при Горбачеве, когда двое приближенных Горбачева, занимавших при нем достаточно высокое положение, убеждали татарских и башкирских руководителей заявить о выходе из Российской Федерации и вхождении в так называемый Союз Суверенных Государств. Горбачев расхваливал этот мертворожденный конфедеративный союз как обновленный и улучшенный СССР. На самом деле, речь еще до августа 1991 года шла об осуществляемом исподволь расчленении не только СССР, но РСФСР, то есть об осуществлении всё того же «плана
Играя вместе со Скоковым и ГРУ в игру под названием «третья сила», К-17/3, вопреки своему особо накаленному «белому» русофильству, счел допустимым связывание своей «третьей силы» с региональными вождями, тяготеющими к суверенизации своих регионов, а значит и к развалу России.
Играя вместе с Ельциным в игру под названием «ускоренное построение криминального капитализма ради недопущения ослабления десоветизации» (кто не верит в подобное содержание этой игры, пусть ознакомится с откровениями Чубайса), К-17/5, вопреки своему, пусть и либеральному, но всё же «квазикемалистскому» русофильству, допустил перерождение плана К-17 (на мой взгляд, губительного и без подобных метаморфоз) в план Клинтона-Тэлбота-Саммерса, то есть в другой план, имеющий аналогичную цель — окончательное уничтожение державы.
Играя против первой, «нардеповской», силы, К-17/3 и К-17/5 воспрепятствовали движению постсоветской истории в русле «наименьшей злокачественности». Ради чего? Ради «квазикемалистской утопии», сооруженной оборзевшей антисоветской элитой госбезопасности. Элитой, превратившейся из стражей, охраняющих государство, в заговорщиков, это государство уничтожающих. В момент, когда господин Клинтон расправился с «русским кемализмом», как повар с картошкой, К-17/5 и К-17/3 во имя спасения совсем уже эфемерных шансов на реализацию своего мертворожденного детища, круто повернули штурвал, понимая, что теперь корабль поведет в зону абсолютного бедствия.
1993 год был последним для меня годом «политической классики». Я знал, что у «нардеповской» силы мало шансов на победу. Но я знал также, что «нардепы» сделали всё то, чего не сделало ГКЧП. Они сумели добиться абсолютной правовой внятности.
Во время ГКЧП граждане Советского Союза (я имею в виду политически продвинутых граждан, но ведь именно от них в подобные моменты зависит очень и очень многое) недоумевали:
• Почему Янаев называет Горбачева своим другом, а не изменником Родины?
• Если Горбачев не разоблачен как изменник, то почему его не показывают народу? А если он разоблачен, то почему нам об этом не сообщают? Зачем эта ложь?
• Какова мера законности ГКПЧ? Чем эта мера определяется?
• Почему безмолвствует главный новый политический институт — Съезд народных депутатов СССР?
• Почему Ельцин не боится призвать своих сторонников выйти на улицы, а ГКЧП своих сторонников не мобилизует?
• Какова позиция КПСС в целом, и МГК КПСС, имеющего свой актив в столице, в частности?
• Зачем в город введена бронетехника и почему эта бронетехника
• Почему по телевидению в столь ответственный момент показывают «Лебединое озеро»?
Все эти вопросы общеизвестны. На каждый из них в принципе можно дать задним числом более или менее внятные ответы. Я сам их давал в ходе телепередач «Суд времени» и «Исторический процесс». Но, во-первых, давать эти ответы надо было не в 2011-м, а двадцатью годами раньше. А, во-вторых, «более или менее внятные ответы» — это одно. А абсолютно внятные ответы — это другое. По вопросу о ГКЧП таких ответов не было тогда. Их нет и теперь. И их в принципе быть не может.
А по вопросу о ельцинском Указе № 1400 всё для политически продвинутых граждан было ясно уже тогда. Причем абсолютно ясно! И то, что Ельцин, подписавший этот указ, превратился из президента в клятвопреступника, изменившего своему конституционному долгу. И то, что на стороне «нардепов» не только буква закона, но и его дух. Ибо нардепы апеллируют к гражданам, а их противники — к танкам и БМП.
К этим очевидностям добавлялось нечто еще более важное. История — это эстафета идеалов. Когда в 1917-м народ сменил идеал Третьего Рима на идеал Третьего Интернационала, то история России не прекратилась, как не прекратилась история Франции после Великой Французской революции. Был ли отвергнут народом советско-коммунистический идеал? Формально — нет. Потому что народ проголосовал на референдуме за сохранение обновленного Союза Советских Социалистических Республик.
19-21 августа у здания Верховного Совета собрался не народ, а 0,0005 % советских граждан. То, что другие граждане, тогда представлявшие собой большинство (или большой народ), не вышли поддержать СССР — трагично. Но объяснимо: их никто не призывал, не организовывал, они были и всегда будут рассредоточены по огромной стране, ситуация была до ужаса непрозрачная. Что же касается Беловежской пущи, то к этому моменту все силы, способные хотя бы теоретически организовать «большой народ», были разгромлены.
Да, большинство граждан РСФСР выбрали на демократических выборах 1991 года антисоветчика и антикоммуниста Ельцина. Но кем это большинство его выбрало? Президентом Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, одной из республик, входящих в СССР. И было ли на сто процентов ясно избирателю в 1991-м, куда ведет Ельцин, кем он является на самом деле? Ведь он успел побывать и твердокаменным коммунистом, и обновителем социализма, и неким невнятным рыночником.
Итак, в 1991-м нельзя было ничего с уверенностью сказать ни об отказе народа от идеала, ни о новом идеале, замкнувшем на себя великую народную страсть.
Идеальное внутри мутного перестроечного потока с трудом прощупывалось вообще. Но если о каком-то новом идеале и можно было говорить (конечно же, с огромной натяжкой), то, конечно, речь должна была идти об идеале свободы, права. Не будем обсуждать, насколько это тянет на идеал. Согласимся с тем, что ничего другого, тянущего на новый исторический идеал, явно не было в том, что именуется «перестройкой».
В 1991 году можно было только гадать на кофейной гуще. То ли народ вообще не отбросил коммунистический идеал. То ли он его отбросил в пользу некоего идеала, связанного со свободой и правом. То ли (о ужас!) народ сменил идеальное на материальное (потребительский капиталистический «рай»).