Красная волчица
Шрифт:
Может, это будет справедливо по отношению к нему?
Она отошла от Ёрана Нильссона и приблизилась к Юнгве, который сидел на полу, прислонившись спиной к стене.
— Юнгве? — окликнула она его. — Тебя зовут Юнгве?
Человек кивнул и засунул руки в рукава куртки, чтобы хоть немного их согреть.
— Иди сюда, — сказала Анника и расстегнула свою полярную куртку. — Иди и прижмись ко мне. Нам надо немного пройтись.
Человек энергично затряс головой и судорожно прижал к себе почти пустую бутылку.
— Ну, как
— У него есть оружие, — вспомнила Карина Бьёрнлунд. — Мы можем выстрелами сломать замок.
Анника отрицательно покачала головой:
— Дверь железная, пули от нее отрикошетируют и могут убить нас самих. Кроме того, мы должны вслепую попасть в замок.
— А окна?
— С окнами та же история.
Надо ли сказать Карине, что она звонила в полицию?
Неизвестно, как она отреагирует.
— Я знала, что здесь произойдет что-то неладное, — сказала Карина Бьёрнлунд и шмыгнула носом. — Эти Дикие Звери с самого начала были абсолютно никчемными. Мне надо было порвать с ними сразу, как только они откололись от коммунистов.
Министр культуры порылась в сумке, достала какую-то тряпку, похожую на футболку, и прижала ее к носу.
— Почему вы этого не сделали? — спросила Анника и посмотрела на пляшущую тень Карины на стене.
— Ты родилась в конце шестидесятых, — ответила Карина Бьёрнлунд и бросила быстрый взгляд на Аннику. — Вашему поколению трудно себе представить, что тогда творилось. Это было фантастическое время.
Анника медленно кивнула.
— Могу только догадываться, — сказала она. — Вы были молоды, а Ёран был вождем.
Министр энергично кивнула.
— Он был такой сильный и умный, — сказала она. — У него все получалось. Все девушки были от него без ума, все парни смотрели на него снизу вверх. Мне надо было уйти, когда его исключили. Это была глупость — остаться с ним после его затеи с Дикими Зверями.
На мгновение Карина погрузилась в воспоминания. Анника смотрела на нее трезвыми глазами, начиная понимать, что мучило эту женщину.
— Как получилось, что вы так и не остались вместе? — спросила Анника.
Министр подняла голову.
— Знаешь, — сказала она, — сама я не делала ничего. Ёран был педантичен, он всегда все продумывал до мелочей. Мы общались с помощью символов, на старом конспиративном языке, понятном любому, независимо от национальности, расы и языка.
— Во время встреч вы не вели никаких протоколов? — спросила Анника.
— Мало того, не было никаких писем, никаких телефонных переговоров. Вызов на встречу представлял собой рисунок желтого дракона. Через несколько дней мы получали комбинацию цифр — дату и время встречи. Например, 23–11–17. Это означало, что встреча состоится двадцать третьего ноября в семнадцать часов. То есть сегодня.
— У каждого из вас был свой символ?
Женщина кивнула, по-прежнему прижимая
— Но на встречи нас вызывал только Дракон.
— Значит, в конце октября вы получили вызов. Он содержался в анонимном письме, пришедшем в департамент.
В глазах министра промелькнул сильнейший испуг.
— Прошло несколько секунд, прежде чем до меня дошло, что именно я получила. Потом меня вырвало.
— Но тем не менее вы пришли сюда, — сказала Анника.
— Ты не понимаешь, — прошептала Карина. — Не представляешь, в каком страхе я жила все эти годы. После Ф-21, после исчезновения Ёрана… И потом получить по почте предостережение…
Она спрятала лицо в футболку.
— Детский пальчик, — сказала Анника, и министр уставила на нее удивленный взгляд.
— Откуда ты знаешь?
— Я разговаривала с мужем Маргит Аксельссон, Тордом. Было ясно, что это язык символов.
Карина Бьёрнлунд кивнула.
Ёран Нильссон застонал и дернул левой ногой.
Анника и министр равнодушно оглянулись в его сторону.
— Он меня преследовал, — сказала Карина Бьёрнлунд. — Однажды вечером я увидела его стоящим возле моего дома в Книвсте. Через день я видела его в Упсале. Он прятался в какой-то лодке. В пятницу я получила еще одно письмо.
— Еще одно предостережение?
Министр на несколько секунд закрыла глаза.
— На листке была нарисована собака, а под ней был крест. Я догадалась, что это означает, но не смогла себе самой в этом признаться.
— В том, что убита Маргит?
Карина Бьёрнлунд кивнула.
— С ним я больше не общалась, но думала всю ночь, а утром позвонила Торду. Он рассказал мне, что Маргит убита, и я все поняла. Либо я прихожу, либо меня убивают. Я решила приехать.
Она посмотрела на Аннику и отняла футболку от носа.
— Если бы ты знала, как мне было страшно, — сказала она. — Как я мучилась. Каждый день, каждую ночь дрожать от страха, что кто-то может прийти… Это отравило всю мою жизнь.
Анника смотрела на эту облеченную немалой властью женщину в дорогой шубе, на девочку, восхищавшуюся двоюродной сестрой и потянувшейся за ней сначала в легкую атлетику, а потом в политику, смотрела на девушку, влюбленную в вождя, в харизматическую личность, но нашедшую в себе силы порвать с ним и сохранить свою жизненную позицию.
— Фактическое запрещение ТВ «Скандинавия», чтобы замести весь сор в угол, было вашей большой ошибкой, — сказала она.
Карина Бьёрнлунд посмотрела на Аннику так, словно не поняла услышанное. В компрессорной повисло тягостное напряженное молчание.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Карина.
— У меня есть письмо, полученное вами от Германа Веннергрена, и я знаю, почему вы изменили свои предложения.
Министр культуры тяжело поднялась и сделала три быстрых шага к Аннике. Опухшие глаза превратились в крошечные щелочки.