Красная ворона
Шрифт:
…То была вода. Огромная, соленая, прозрачно-зеленая. Я сообразила, что меня впихнули в одну из картин — «Зеленый Океан». Отчего-то разучившись плавать, я захлебывалась и тонула, но было не страшно, а хорошо…
Жесткая ладонь вездесущего Рина, ухватив за волосы, потянула к берегу, и я сопротивлялась ей. Но он все-таки вытащил и швырнул на песок. Черный и жаркий, он крупицами забивался в ноздри и мешал дышать. Низкое лиловое небо давило на зрачки. Проползя змеей по песку, я нырнула назад, в зеленую прохладу.
Океан
Брат перестал меня трогать, и это тоже радовало. Сейчас, когда ничто не пугало и я была целостной и свободной, мне доставляло истинное удовольствие управлять собственным восприятием. Я вглядывалась вглубь себя (что там увидела, рассказывать не буду — слишком это личное и сокровенное), я озиралась вокруг — и незнакомый мир казался все более привлекательным и чарующим под углом зрения, измененным «коктейлем».
Убедившись, что я больше не бьюсь в конвульсиях, Рин отошел от воды.
— Ладно, дальше разберешься без меня! Когда надоест, просто плыви к берегу.
— Хо-о-орошо-о… — Мне нравилось растягивать гласные, от этого приятно звенело в ушах и рот наполнялся сладостью. — Ска-ажи, а что-о-о ты выпи-и-ил? Ведь не то-о, что да-а-ал мне?
— Минералку.
— Что?! — От изумления я на миг протрезвела.
— Минералку, я же сказал. Я не имею привычки пользоваться стимуляторами. Тем более собственного изготовления. Зато теперь можешь не беспокоиться: больше ничего подобного тебе не предложу. Слишком сопротивляемость организма у тебя низкая.
— Ну, ты и скотина!..
На это он никак не прореагировал, лишь сделал ручкой и растворился за барханом черного песка.
Я покачивалась на слабых волнах еще долго, впитывая каждой клеточкой ласковое тепло незнакомого светила и не менее ласковые объятия воды. Даже праведную злость на Рина Зеленый Океан смыл за пару мгновений…
Больше в эту картину брат меня не пускал, как я ни просилась. Мне очень хотелось искупаться в зеленой воде с неискаженным наркотиком восприятием. Но Рин был непреклонен: «Это место отныне для тебя закрыто. Всё там будет не так, вся прелесть рассеется. Уж лучше хорошие воспоминания, чем тщетные поиски и разочарования».
Смертельные развлечения
Водоворот людей, событий, чудес был таким плотным и стремительным, что порой я терялась. Мне начинало казаться, что творящееся вокруг — игра моего буйного воображения, и все остальные также безумны, а Рин — главврач нашей психушки, холодный исследователь, испытывающий на нас новые методики и идеи. С детства я была замкнутой и статичной, свои чудеса Рин творил тогда намного реже (да и были они не в пример спокойнее), и нынешний поток впечатлений давался нелегко.
В обиталище брата (моим дом продолжал оставаться лишь формально), где превыше всего ценились свобода и отличия от толпы, я ощущала себя все той же серой мышкой, что и в детстве: закостеневшей в комплексах, неспособной к спонтанному проявлению
Во мне подспудно созревала мысль, что подобный образ жизни — не мое и нужно потихоньку сваливать. Но вот куда? У меня не имелось друзей, помимо квартета, а самым близким существом во вселенной по-прежнему оставался брат. С сожалением вспоминались прекрасные времена, когда я была единственной, посвященной в его чудеса. Я безудержно ревновала его ко всем остальным, хоть и не решилась бы в этом признаться даже самой себе.
Но что-то в нашей совместной жизни начинало не устраивать и самого Рина. Он мог целыми днями и ночами не появляться нам на глаза, а его чудесности становились все более экстремальными и травматичными — по отношению к их участникам.
— Все устарело, стало пошлым и вульгарным. То, что раньше воспринималось как сакральное, стало обыденным. Хлеба и зрелищ, только хлеба и зрелищ! Вечный вой плебса. Надоело! Но вам, мои замечательные друзья, повезло: я решил не разгонять вас к чертовой матери прямо сейчас, как планировал поначалу, а преподать хороший метафизический урок.
Рин объявил эту новость, растолкав всех однажды ни свет ни заря. (Поскольку в доме обитали «совы» — врожденные или поневоле, девять утра было страшной ранью.)
— А это не будет слишком… пассионарно? — Маленький Человек постарался подобрать слово, выразившее общую настороженность, но при этом не повлекшее бы вспышку гнева, каковые в последнее время стали частым явлением.
— Будет. Будет пассионарно, турбулентно и трансцендентно. Это будет настолько сильно, что вся ваша жизнь разделится на ДО и ПОСЛЕ этого события.
— Круче, чем Розовый Лес?! — не сдержалась Ханаан Ли.
У нее не было времени привести себя в порядок, поэтому она накинула тонкую шаль, оставив не задрапированными одни глаза. Без накладных ресниц и туши они выглядели гораздо более человеческими.
— Намного. Но я никого не держу. Мои двери всегда гостеприимно распахнуты на выход. — Убедившись, что никто не собирается воспользоваться его приглашением и ретироваться, Рин продолжил: — Я хочу, чтобы сегодня вы ничего не ели и пили только воду.
— Вообще ничего? — хмуро уточнил не выспавшийся и оттого злой Снеш. — А кофе — чтобы взбодриться?..
— Кофе исключается. Особо голодным разрешаю приготовить на обед одно-единственное блюдо — икедзукури. Если, кончено, среди вас найдутся умельцы и знатоки японской кухни.
— Икедзо… как? — переспросила Ханаан. — Сколько ни была в японских ресторанах, о таком не слышала.
— Блюдо простенькое: срезав плоть с живой рыбы и оставив на костях лишь голову, хвост и нерв, выпускают скелет в аквариум. Он плавает там на радость продвинутым клиентам, намекая на пустотность природы материального мира и его иллюзорность.