Красно-белый. Том 4
Шрифт:
— Что вам, товарищ, надо? — наконец-то спросила меня, судя по всему, преподавательница. — Вы же видите, что здесь дети занимаются?
— У меня есть песня, её надо грамотно записать нотной записью, как это полагается по науке, — я сразу же перешёл к сути дела, вытащив из сумки магнитофон. — Готов оплатить по тарифу, либо по договору, либо как договоримся.
Услышав, что я пришёл не хулигань и не петь матерные песни, а совсем наоборот, бабуля временно отставила швабру в угол и покосилась на Аллу Демидовну. А та в свою очередь, бросив короткий взгляд на свои наручные часики, произнесла:
— Хорошо, у меня через сорок минут урок. Показывайте вашу песню.
На этих словах преподавательница
Магнитофонная запись, которую я делал на встроенный микрофон впопыхах бурчала, скрипела и шипела. Мой голос звучал словно из подвала, а гитара чавкала так, как будто этот звук пробивался сквозь толщу воды. Алла Демидовна стоически выслушала первую песню, «Солнечное лето», поморщилась и честно призналась, что из этой какофонии звуков она ничего сделать не сможет.
— Могу прямо сейчас спеть под гитару, — тяжело вздохнул я, обозвав себя идиотом, что потратил целый час на магнитофон.
— Послушайте, зачем вам нужны эти ноты? — так же тяжело вздохнув, спросила девушка, которую немного портили волосы собранные в какой-то старческий пучок и большие круглые очки. — Аккорды вы знаете, слова тоже, пойте себе на здоровье для знакомых и друзей. Что вам ещё для полного счастья надо?
— Для полного счастья, я хочу зарегистрировать песню в агентстве по защите авторских прав, — совершенно честно ответил я.
На мой абсолютно честный ответ реакция преподавательницы была точно такой же, как и у Андрея Петровича Старостина, который хохотал на весь наш спартаковский автобус. Только тут в кабинете кроме меня, Аллы Демидовны, нескольких стульев, одного фортепьяно и трёх портретов каких-то широко известных в узких кругах композиторов, больше ничего и никого не было.
— Извините, — сказала она, потратив на смех десять драгоценных секунд.
— Я не шучу, — смущённо буркнул я, выложив на фортепьянные черно-белые клавиши ровно сто рублей старенькими десятирублёвыми купюрами. Это был тот самый стартовый капитал, который мне удалось заработать в ресторане «Арбат».
— Быстро уберите деньги, — вдруг строго произнесла Алла Демидовна. — Я сейчас принесу гитару. Сделаем мы вашу партитуру. Ничего сложного в вашей песенке нет.
— Деньги спрячу, но с условием, что расплачусь цветами, — улыбнулся я.
На спортивную базу в Тарасовку я вернулся около десяти часов вечера. Во-первых, кроме «Солнечного лета» мне так же потребовались партитуры на песни: «Видео», «Звёзды нас ждут», «Безумный мир», «Музыка нас связала», «Новый герой», «Снежинка» и «Я больше не прошу». И конечно же, каждая музыкальная композиция отняла немало времени, поэтому с Аллой Демидовной я просидел до самого закрытия музыкальной школы. Во-вторых, молодую и внешне привлекательную преподавательницу я не мог не проводить до дома, ибо в этом северном микрорайоне Москвы разных подозрительных личностей, и просто бытовых хулиганов хватало с избытком. А в-третьих, с этой барышней просто-напросто было интересно общаться. Мы пока шли из музыкальной школы успели поговорить о литературе, о поэзии и философии. Кстати, мою танцовщицу Машу такие высокие материи совершенно не интересовали. И нужно было видеть как вытянулось лицо Аллы, когда она узнала, что я профессиональный футболист. А по поводу песен она сказала, что изначально была неправа и у всех этих произведений очень большой потенциал, так как они сочетают в себе простоту, мелодичность и глубокий смысл.
Появившись в Тарасовке я первым делом заглянул в комнату к Николаю Петровичу Старостину. Мне не терпелось отдать музыкальные партитуры и попросить, чтобы «дед» переадресовал их своему брату —
— Никон? — удивился он, сидя над макетом футбольного поля, где стояли магнитные фишки, изображавшие футболистов. — Заходи-заходи, вот ты-то мне и нужен. Олег наш Романцев с Киевом не сыграет, врачи не рекомендуют, — пророкотал он, убрав с поля одну фишку. — Кем заменим капитана? Что думаешь?
— Как не вовремя, — пробурчал я. — Давайте предположим для начала, как будет играть киевская команда?
— В атаку пойдут с первых минут, — усмехнулся «дед». — При своих болельщиках будут давить так, что чертям тошно станет.
— Значит, играем четыре в линию, – я быстро расставил фишки на макете футбольного поля по схеме: 4–1-4–1. — Защита, справа налево: Мирзоян, Пригода, Самохин и Букиевский. Опорный полузащитник Вагиз Хидиятуллин. Будет действовать как волнорез, разрушая атаки соперника на ранней стадии, и подчищать за двумя нашими плеймейкерами: Гавриловым и Черенковым. Фланги: правый Заваров и левый Шавло. На острие атаки сыграю я. У меня хорошая скорость, я смогу убежать. — На этих словах я одну переднюю фишку передвинул к воротам соперника. — Примерно так.
— А если в центр защиты поставить Хидиятуллина и убрать Самохина? — предложил Николай Петрович, хитро посмотрев на меня. – В опорную зону переведём тебя, а на остриё атаки выведем Сережу Родионова.
«То, что Родионов будет через два года первоклассным форвардом — это не вопрос, — подумал я. — Но с Киевом его элементарно поломают, его даже „Кайрат“ на поле буквально съел. Хотя „Динамо“ в защите сидеть не будет, оставит перед своими воротами много свободных зон, то почему бы и нет. Однако лично у меня в опорной зоне играть нет никакого желания. Это самый тяжёлый и неблагодарный труд, где мало самой игры и много силовой борьбы. И чуть что все ошибки спишут именно на опорника».
— Можно и Серёжу в атаку, вам видней, — пожал я плечами. — Только есть одна большая просьба: передайте музыкальные партитуры Андрею Петровичу. Если ваш брат зарегистрирует эти песни в ВААП, то я вам с Киевом на любой позиции и сыграю, и станцую, и спою.
— Сдалась тебе эта музыка? — усмехнулся Старостин. — А с другой стороны, чего только не сделаешь, чтобы выиграть чемпионат, — хохотнул он, спрятав мою папку с бумагами в свой стол.
В пятницу 28-го сентября ровно в 19.00 по Москве наша красно-белая дружина вышла на отменный газон маленького киевского стадиона, который назывался очень просто — «Динамо». Значительно позже к названию этой арены добавится имя Валерия Лобановского. Но пока что Валерий Васильевич сидел на скамейке запасных и уже привычно для всех любителей футбола раскачивался взад и вперёд. Может быть он так успокаивал свои нервы, а может быть мысленно гнал своих подопечных вперёд на ворота очередного соперника. Чаша данного стадиона вмещала всего 18 тысяч человек, и поэтому свободных мест здесь не было по определению.
— Быстрей-быстрей, — подгонял наши команды в центре поля главный судья встречи из Калуги Юрий Игнатов. — Сейчас пойдёт прямая трансляция на всю страну. Время-время, мужики, — сказал он мне и капитану киевлян, полузащитнику Анатолию Конькову.
— Скоро только кошки родятся, — проворчал я, пожав как капитан «Спартака» руку и заслуженному ветерану Конькову и судье Игнатову.
Конечно, почётное звание капитана команды я получил всего лишь на один матч. Андрей Петрович Старостин огорошил данным известием прямо в поезде и добавил: «Запомни, Никон, если не победим, то твои бумаги из агентства по авторским правам полетят в мусорную корзину. И я думаю, что ты сегодня носом землю рыть будешь, поэтому лучшего капитана нам на эту важнейшую игру не найти».