Красно-белый. Том 4
Шрифт:
— По рублю за каждый мяч, — усмехнулся я, надраивая тряпкой лобовой стекло.
— Точно. Так я подошву этих кедов за месяц протирал в ноль. А у моего бати рука тяжёлая, и ты не представляешь, как он меня за эти дыры на подошве драл, — хохотнул Юрий Васильевич. — И вот результат. Я в «Спартаке» и без пяти минут чемпион СССР. Чем думаешь, история с Романцевым и Ярцевым закончится?
— Уже ничем, — буркнул я, сполоснув в ведре грязную тряпку, — оба на тренерскую скоро перейдут. У Олега Иваныча печень слабая, у Георгия Саныча скорость пропала, а без
— Отвезём твою Машку на новую квартиру и в бар? — хитро усмехнулся Гаврилов.
— В кафе-мороженое, — пробурчал я. — Ты меня извини, но я планирую играть долго и плодотворно, и на алкоголь своё футбольное долголетие разменивать не намерен. Придёт время и многие наши парни поедут за границу, зарабатывать прибавку к пенсии. Поверь, есть ради чего сейчас порежимить.
На этих словах грязную воду из ведра я выплеснул в ближайшие кусты.
А когда «Запорожец» Юрия Гаврилова прибыл к жилому корпусу в Тарасовку, меня около проходной поджидал сюрприз. Не знаю по какой причине, но к нам на базу заглянула Тамара. Юрий Васильевич смущённо крякнул, высадив меня из машины, и отогнал свой раритетный четырёхколёсный аппарат на стоянку.
— Поговорим? — спросила моя бывшая подруга.
— Давай, — пожал я плечами и подумал, только бы без истерик и выяснения отношений — кто виноват и что делать? Декабристы разбудили Герцена, тот разбудил Чернышевского, который написал «Что делать?» и разбудил зачем-то Ленина.
— А я перешла работать в «Комсомолку», — похвасталась она. — В «Советском спорте» серьёзной работы не предлагали. Решила не терять зря времени.
— Разумно, — кивнул я. — А я всё ещё играю в футбол. И надеюсь, что зря время не теряю.
— Я тут долго думала, — вдруг занервничала Тамара, — наверное, это не справедливо, что квартиру, что ты получил за победу на «Спартакиаде», мы должны делить напополам. И я согласна на то, что ты купишь мне комнату.
«Вот это поворот? — присвистнул я про себя. — Да ты, Тома, просто святая. Конечно, давай! Полторы тысячи рублей за эту неделю я как-нибудь найду! В крайнем случае, займу у Старостиных». И вдруг за моей спиной появилась Маша и, не давая мне раскрыть рот, накинулась на Тамару:
— Тебе чего надо, шаболда? Тебе вообще не стыдно на чужих мужиков вешаться? Я ведь только отвернулась!
— Это кто?! — рявкнула Тома. — Ты где подобрал эту лахудру?! Хотя чему я удивляюсь, у вас, у футболистов, с интеллектом всегда были проблемы. Отсюда и нет вкуса.
— Спокойно, девушки, — промямлил я.
— Это кто здесь лахудра?! — взвизгнула Машка. — В зеркало на себя посмотри, пигалица!
— Значит так! — Тамара от возмущения топнула ногой. — Чтоб к Новому году наша двухкомнатная квартира была разменяна на две однокомнатные! Как ты это сделаешь, я не знаю! Но я хочу отпраздновать Новый год на своей отдельной жилплощади!
«Ёкарный бабай „Аль-Алхи“ Дубай! — заорал я про себя, когда Тома, развернувшись, пошагала в
— Так это была твоя прежняя подруга? — дошло, наконец, до Машки. — Это ты ей квартиру должен?
— Ё-моё, — схватился я за голову. — Вышла бы ты на пять минут попозже, то я бы на следующей неделе въехал в свои двухкомнатные хоромы.
— Извини, кто же знал? — усмехнулась бывшая танцовщица из варьете. — Это судьба. И говорят, что от судьбы не убежишь.
«Зря я тогда в драку сунулся, — прошипел я про себя. — Ты не судьба, ты — моё наказание за грехи».
Глава 10
В пятницу поздно вечером накануне важного матча против ленинградского «Зенита» я, сделав морду кирпичом, нагло пошёл в самоволку. Благо к этому моменту городить забор вокруг нашей спартаковской базы всё ещё не закончили. Хотя сегодня мне бы и забор не помешал. «В конце концов, я не евнух и не монах, чтобы третий день обходиться без страстной и желанной женщины», — думал я, спеша на одну из последних электричек в Москву.
Кстати, что касается забора, то братья Старостины решились воздвигнуть его в какой-то мере именно из-за меня. После злосчастного промаха в Греции, на базу повадилась ходить группа не совсем умственно здоровых фанатов, которые кричали, что Никон — мазила. Допустим, я был в какой-то мере виноват, но почему они мешали заниматься и отдыхать другим футболистам? Поэтому все разговоры о том, что «Спартак» — народная команда и забора в Тарасовке никогда не будет, тут же были забыты. Забор был нужен, особенно от идиотов и неадекватов.
И на Ярославский вокзал я, одетый в спортивное трико, в кроссовки и в спортивную куртку, приехал около одиннадцати часов вечера. Квартиру моя танцовщица Маша сняла на улице Краснопрудной в шаговой доступности от ДК железнодорожников и площади Трёх вокзалов. Из-за чего мой дерзкий план виделся примерно так: врываюсь в квартиру своей подруги, сливаюсь с ней в жарком поцелуе и возвращаюсь в Тарасовку с первой электричкой. То, что Николаю Петровичу завтра настучат, я был уверен на сто процентов и этот факт меня не смущал. Ибо золото мы ещё не завоевали, а значит, снять лучшего бомбардира с игры никто не рискнёт.
«Неплохую квартирку Маше подыскал Андрей Старостин, по сегодняшним меркам — элитное жильё», — подумал я, зайдя в арку 8-этажного сталинского дома, где до войны проживали руководители Наркомата путей сообщения. И вдруг у двери своей подруги промелькнула предательская мысль, а вдруг Машка сейчас не одна или вообще не дома. По сути, что я о ней знал? Приехала с подругой из Твери и, имея разряд по художественной гимнастике, устроилась работать в варьете ресторана «Арбат» с помощью того хмыря, которому я дал отпор. Со слов Маши и Олеси он с них требовал отдавать часть зарплаты за свою протекцию. Других сведений о своей танцовщице я не имел.