Красно-белый. Том 4
Шрифт:
«Как и следовало ожидать», — улыбнулся я, вспомнив сегодняшний рассказ Маши о том, с каким успехом прошло накануне выступление в гостинице «Украина». Особенно моя заводная танцовщица похвасталась тем, что все четыре песни они спели на бис раза по четыре. Хотя в репертуаре этих музыкальных шабашников имелись и многие мировые хиты.
— Скажи, сколько хочешь за своё творчество? — спросил барабанщик Филиппов, который мне чем-то напоминал колобка.
— Сколько я хочу — у вас нет, — не стал я играть в кошки-мышки. — Есть встречное предложение: мы подпишем с вами договор, по которому вы пользуетесь моим творчеством три года, и выступаете не
— Очумел? — подскочил со своего места из-за электрооргана Геннадий Макеев, который, наверное, уже спал и видел, как присвоит данное песенное творчество.
— Нет, — улыбнулся я, подумав, что карма что ли у этих песен «Миража» такая, что из-за них вечная ругань и вражда. — Вот смотрите, — сказал я с нажимом в голосе, — вам нужно попасть на телевидение — это раз, нужно распространить этот музыкальный альбом на всю страну — это два, и вам нужна элементарная защита — это три. Я знаю, как решить все три проблемы.
— Это четыре? — усмехнулся Дурандин.
— Считайте, что это четыре и пять вместе взятые, — кивнул я. — И петь эти песни без данной лицензии не советую. Опасно для душевного и физического здоровья. Кирпич возьмёт с крыши и спикирует прямо в темя.
— Угрожаешь? — зашипел Макеев.
— Пока даю мирную рекомендацию, — кашлянул я. — У вас три дня на размышление. Потом я соберу новых музыкантов, а вы пойдёте лесом или в лес, как кому угодно. Кстати, две певицы у меня уже есть. И потом у меня очень большие связи, — немного приврал я, снова постучав по папке с документами.
— Да уж, есть о чём подумать, — закивал головой барабанщик Миша Филиппов, который из всей этой музыкальной компании единственный производил впечатление человека думающего и рассудительного.
— Мы подумаем, — недовольно буркнул Геннадий Макеев. — Постой, — остановил он меня в дверях, — то есть у тебя есть ещё четыре композиции?
— И они не хуже первых, — кивнул я, помахав музыкантам ручкой.
Начальник нашего «Спартака» Андрей Петрович Старостин своё обещание, данное в раздевалке киевского стадиона, хоть скрепя сердце, но всё же сдержал. И в ресторан гостинцы «Юность» поехал не только основной состав нашей красно-белой дружины, но и дублёры. К тому же деление на дубль и основу у нас были условны, и каждый футболист мог с лёгкостью оказаться как в первом составе, так и вылететь во второй. И именно по этой причине в команде началось брожения умов. Все моментально захотели в основу, когда на горизонте замаячили золотые медали.
Даже в этом ресторане, где гремела музыка и на столах стояли бутылки с шампанским и вином, наш коллектив разделился на две большие группы. В первой группе тон задавали ветераны: Романцев и Ярцев, к которым примыкали Хидиятуллин, Дасаев, Сидоров, Букиевский, Самохин и ещё несколько парней из глубокого дубля. Вторая группа поддерживала меня. И за нашим длинным столом разместились, если не считать жён и подруг: Гаврилов, Заваров, Калашников, Черенков, Родионов, Шавло, дублёр Дасаева Прудников, защитник Пригода, который появились в «Спартаке» после моей рекомендации и ещё несколько ребят из второго состава.
— Треснула наша команда пополам, — проворчал Юрий Гаврилов, разливая по бокалам шампанское.
— Скажешь, раньше было лучше? — усмехнулся я. — Никто не враждовал, не делился на разные кучки и компании? Как же тогда «Спартак» в 1976 вылетел в первую лигу?
— А я тогда играл за «Динамо», — хохотнул наш балагур. — Вообще-то, всегда кто-то с кем-то против кого-то дружил. Только в «Спартаке» было так, — шепнул мне Юрий на самое ухо, — решали всё ветераны, а молодёжь под лавкой сидела. А сейчас чуть ли не всё от твоего слова зависит. «Дед» ведь только тебя и слушает.
— Николай Петрович слушает меня, потому что мы побеждаем, потому что наша команда играет в самый современный футбол, — проворчал я.
— Мне этого можешь не рассказывать, — улыбнулся Гаврилов и громко крикнул, — подняли бокалы за нашу победу! Сегодня можно, сегодня гуляем.
— Выпили по полфужера и на танцпол, — добавил я. — Погуляли уже вчера в вагоне поезда. К нашим милым дамам это не относится.
Тем временем на сцену «Юности» вышел Геннадий Макеев со своей музыкальной бандой, а так же выбежали сразу три вокалистки: Кристина, Олеся и моя танцовщица Маша. Макеев весло объявил премьеру песни, и на весь зал зазвучал музыкальный проигрыш «Солнечного лета». И Сашка Калашников тут же потащил меня поближе к нашим поющим и танцующим девушкам.
— Как тебе моя Олеська? — пробурчал он мне на ухо.
— Жениться, что ли надумал? — удивился я. — Ты смотри, делай это аккуратно, как бы квартиру не пришлось потом разменивать. Поедет твоя Олеська на многодневные гастроли, что тогда запоёшь?
— Умеешь ты праздник испортить, — обиделся Калашников и добавил, что поживем, увидим.
Кстати, народ в зале ресторана на заводную ритмичную и приятную на слух мелодию среагировал подобно нам, многие из-за столиков потянулись танцевать. А девчонки на сцене дружно запели: «Мне все твердят из года в год, / Что я не ведаю забот…». И я моментально отметил, что главную партию ведёт именно Кристина, а наши с Калашниковым подруги здесь работали в качестве бэк-вокала и подтанцовки. Благо двигались девушки очень пластично и красиво.
«Вот ещё один головняк, — подумал я. — Как только подпишу с музыкантами все бумаги, то нужно будет по новой решать, кто в группе подтанцовка, а кто солистка. И ввязался я в этот музыкальный дурдом по своей воле».
— Никон, отойдём, — обратился ко мне Андрей Петрович Старостин, который в дорогом пиджаке выглядел, словно иностранный пенсионер, посетивший открытие какой-то музейной галереи.
В отличие от Старостина я выбрал более демократичный наряд: джинсы, модная рубашка и джинсовая куртка. Пока в СССР эта повседневная одежда иностранного пролетариата ценилась выше дорого и стильного костюма.
— Ты говорил что-то по поводу большой статьи? — спросил Андрей Петрович, когда мы вышли в фойе гостиницы, где было тихо. — Песни я твои зарегистрировал, вон их со сцены поют лабухи ресторанные. Что-то я не вижу здесь твоего журналиста.
— Будет и статья, и телевизионный сюжет для спортивной программы, — уверенно закивал я. — Матч с «Зенитом» отыграем, тогда всё и будет в лучшем виде. Ручаюсь головой.
— Смотри у меня, Никон, — погрозил мне пальцем Старостин. — Я пока не знаю, как тебя прижучить, но у меня есть время, чтобы придумать.