Красно-белый. Том 4
Шрифт:
— Это мы так готовимся к Олимпиаде-80, — авторитетно заявил Юра Гаврилов. — Будем женскими ногами завлекать иностранцев. Как тебе наши?
Нашими Юра назвал Машу и Олесю, которые танцевали с противоположных краёв. А в центре этой семёрки танцовщиц двигалась высокая и статная красавица, похожая чем-то на Снежную Королеву из старого советского фильма.
— Нормальные, — недовольно проворчал я и стал пробиваться к бару, чтобы заказать себе чашечку кофе.
Не то чтобы я этого варьете в своё время вдоволь насмотрелся, но верещать от восторга из-за красивых женских ножек и полуобнажённых
— Кофе, — бросил я бармену.
И так как в этот момент все посетители ресторана были отвлечены созерцанием полуголых девушек, молодой парень в белой рубашке без промедления выполнил мой заказ.
— Простите, вы случайно не актёр? — спросил он. — Лицо у вас какое-то знакомое. Я вас по телевизору, кажется, видел.
— Обознались, — прорычал я, — я тружусь старателем на золотых рудниках Сибири. В отпуск приехал. Деньги жгут карман.
После чего я быстро повернулся к бармену спиной. Мне совершенно не хотелось, чтобы во мне признали футболиста, который промахнулся по пустым воротам в отборочном матче против сборной Греции. Грузинских помидоров и абрикосов в субботней игре с меня вполне хватило.
А где-то ближе к часу ночи, когда кордебалет полностью отработал свою программу, вновь начались простецкие любительские танцы отдыхающих в ресторане людей. К этому моменту Саша Заваров успел задремать. Ибо его юный организм не успевал поглощать алкоголь в том темпе, который взяли более взрослые товарищи. В отличие от Заварова Гаврилов с Калашниковым всё ещё могли и пить и танцевать, если их тупое топтание на месте, можно было назвать танцем.
— Никон, дружище, спой прошу тебя, — вдруг ни с того ни сего приобнял меня Юра Гаврилов, когда мы своим тесным кружком дрыгались под какую-то западную мелодию. — Ну, вот эту нашу: «Песня без слов, ночь без сна, / Все в свое время — зима и весна».
— Здесь что ли? — поморщился я. — Приедем на базу, там и спою.
— На базе каждый может, — неожиданно поддакнул ему Саша Калашников. — А тебе тут со сцены слабо?
— У него, Калаш, кишка тонка, — пьяно хохотнул Гаврилов.
— Во-первых, с кишкой у меня пока всё в порядке, — рыкнул я. — Во-вторых, меня на эту сцену никто не пустит. Это же не кабак, где-то за МКАДом.
— Спокойно, — снова захихикал Юрий Гаврилов, — я сейчас договорюсь, у меня в ансамбле работает свой человек.
Услышав, что в ансамбле работает человек нашего штатного балагура, я сразу же согласился на эту музыкальную авантюру. Потому что был на сто процентов уверен, что никакого знакомого среди ресторанных лабухов у Юрия Васильевича просто нет, и петь мне, естественно не придётся. Однако когда музыканты на сцене взяли небольшую паузу, то Гаврилов подвёл меня к сцене, сунул в саксофон пять рублей и, что-то прошептав на ухо хозяину саксофона, неожиданно для меня договорился. Лабухи естественно хитро заулыбались. Ибо сочли появление
— Что желает спеть? Косят зайцы траву, трын-траву на поляне?
— Пфуу, — выдохнул я и, оглянувшись назад, увидел довольные пьяные ряхи Гаврилова и Калашникова. — Я сейчас исполню композицию собственного сочинения, — пробурчал я, мысленно послав своих весёлых друзей к чёртовой матери. — Можно гитару? А то я акапельно не пою, не умею.
— Держи, — передал мне инструмент солист ансамбля и тут же объявил в микрофон на весь ресторан, что сейчас выступит футболист московского «Спартака» и представит песню своего собственного сочинения.
На удивление криков со всех сторон «Никон — мазила» не послышалось. Наоборот, почти везде я заметил довольные и улыбающиеся лица. Кое-кто мне похлопал. А один совершенно пьяный мужик громко гаркнул: «Спартак — чемпион!».
«Что ж петь-то? — лихорадочно подумал я, и ладони моих рук мгновенно вспотели. — Группа „Кино“ и Виктор Цой тут совершенно не к месту. „Осколок льда“ для подобной публики тоже будет слишком сложен. Нужно что-то простое, мелодичнее и без выкрутасов. Что-то из моей весёлой юности: „Ласковый май“, „Мираж“, группа „Форум“? Они в данную секунду в самую тему».
— Здравствуйте, — буркнул я в микрофон. — Песня о солнечном лете.
— Наша — футбольная! — выкрикнул Юра Гаврилов.
Я же в свою очередь провёл по струнам электрогитары, оценил её квакающее металлическое звучание, и наконец-то, уверенно заиграв, запел:
Мне все твердят из года в год,
Что я не ведаю забот,
Что надо
Давно серьёзней стать.
Только никому я не дам ответа,
Тихо лишь тебе я прошепчу.
Завтра улечу в солнечное лето,
Буду делать всё, что захочу.
И пока я надрывал голосовые связки, моё сердце колотилось с неимоверной силой. Словно я вышел на поле играть важнейший футбольный матч. Всё-таки одно дело — музицировать в маленькой и дружной компании и совсем другое выступать перед двумя тысячами человек, которых вижу в первый раз в жизни. И так я увлёкся своими переживаниями, что не заметил, когда сначала барабанщик, а затем и бас-гитарист стали мне подыгрывать, а народ перед сценой заплясал с удвоенной энергией. Кстати, музыканты местного ансамбля совершенно перестали улыбаться, а саксофонист, ухватив главную суть заводной мелодии группы «Мираж», выдал великолепное соло.
Пускай капризен я порой,
Вы не поймёте, что со мной,
Когда я
Случайно улыбнусь…
А ровно через минуту, когда я закончил короткую и незатейливую песенку, к сцене прорвался какой-то посетитель с характерным кавказским профилем и, сунув мне двадцать рублей, попросил, чтобы я в честь его юбилея снова сыграл о «Солнечном лете».
— За какого болеешь, генацвале? — хмыкнул я, сунув одну десятку в свой карман, а вторую передав ошарашенному солисту ресторанного ансамбля.