Красно-белый. Том 5
Шрифт:
— Следующий год будет очень тяжёлый, — сказал я, мысленно представив, как мы будем биться на три фронта: в еврокубке, в кубке и чемпионате СССР, а потом с небольшим перерывом пройдут чемпиона Европы и Олимпиада. — И если Романцев не восстановится, то пусть он с Ярцевым тренирует дубль и молодёжку. А в 1981-ом пускай эти друзья-товарищи берутся и за основу «Спартака». Кто из них первый, а кто второй, время покажет.
— То есть, если нет нормальных специалистов в стране, то нужно их воспитать в своём коллективе, так? — улыбнулся «дед», когда мы добрели до памятника Дюку де Ришелье, который как две капли воды был похож на римского
— А может Бескова обратно позвать? — после небольшой паузы предложил Старостин. — Он вас быстро возьмёт в ежовые рукавицы.
— Если хотите, чтобы в команде снова начался раздрай, чтобы Юру Гаврилова из-за его длинного языка турнули под зад коленом, а Федя Черенков залёг в клинику с психическим расстройством, то возвращайте, — пробурчал я. — Я тогда сам в «Динамо» попрошусь.
— Нет-нет, такие перемены нам не нужны, — пророкотал Николай Петрович. — Ты мне вот ещё что скажи, а что с Сашей Калашниковым в последние дни происходит? Какой-то он как будто не свой.
— Немного похандрит и придёт в норму, — пожал я плечами. — Я думаю, что история с товарищем Чурбановым и его коснулась каким-то боком.
И вдруг я вспомнил, что в то утро, когда на меня совершили нападение неизвестные сотрудники МВД, Саша Калашников должен был находиться рядом. Однако он как-то резко передумал ехать на базу утром и укатил в Тарасовку ещё с вечера на электричке вместе с Фёдором Черенковым. Следовательно, с ним провели небольшую профилактическую работу. Вот он от меня сейчас и шарахается. Запугали видать, Сашу Калаша. Не ожидал я этого от друга, не ожидал.
— Кхе, — кашлянул я. — Николай Петрович, помните, мы говорили о возможном усилении?
— Я, Володя, хоть и старый дед, но склерозом ещё не страдаю, — усмехнулся Старостин.
— Есть ещё один хороший парень, — прорычал я. — Зовут Владимир Лютый. Сейчас выступает за молодёжку днепропетровского «Днепра». Рост под метр девяносто. Очень перспективный форвард силового плана.
— Что ж ты раньше-то молчал? — всплеснул руками Николай Петрович.
— Раньше я о нём ничего и не знал, мне про него недавно знакомые парни из второй лиги рассказали, — нагло соврал я, ибо раньше не хотел, чтобы у Саши Калашникова появился ещё один конкурент.
Однако теперь Калашникова я из числа друзей вычеркнул. Теперь между нами будут только сугубо профессиональные отношения. А в профессиональном плане Владимир Лютый для нашей красно-белой дружины может сделать гораздо больше. Потому что в перспективе Лютый, как и Родионов — это игроки сборной СССР.
— Николай Петрович, я пойду в гостиницу, прилягу, голова что-то после перелётов разболелась, — приврал я, так как желание гулять полностью пропало.
В кровати я провалялся почти два с лишним часа, из которых 30 минут потратил на чтение какого-то дубового советского детектива, а остальное время действительно ушло на сон. На меня давило само осознание предательства друга. Умом я его понимал. Его могли запугать, задавить авторитетом. Сказать: «Ты против кого
— Никон! Никон, вставай! — дернул меня за плечо Юрий Гаврилов.
— Оставь меня, Гаврила, я в печали, — пробормотал я, открыв один глаз. — Хреново мне, Юра. Что-то мне совсем нехорошо.
— Давай-давай, потом вместе потоскуем, — рыкнул он и бросил мои спортивные штаны поверх одеяла. — Без тебя эту херню не разрулить. Вставай-вставай, через двадцать минут ужин. Пока есть время, успеем что-нибудь сообразить.
— Что такое? — картинно захныкал я, натягивая спортивные штаны.– Террористы снова угнали самолёт? В ЮАР опять притесняют товарищей афроафриканцев? Дай я ещё посплю, будь человеком.
— Подъём, едрит «Реал» Мадрид! — рявкнул Гаврилов. — Пошли быстрее.
Я нехотя поплёлся за другом в коридор гостиницы. И надо сказать, что далеко идти не пришлось. Юрий Васильевич привёл меня в третью от нас комнату, куда заселили юниоров Морозова и Позднякова.
— Ёкарный бабай, — проплетал я, почесав затылок.
Так как на двух кроватях пластом лежали четыре футболиста красно-белого «Спартака», которые, по всей видимости, где-то сильно переутомились. На одной пускали изо рта пузыри Гена Морозов и Боря Поздняков, на другой Саша Заваров и Серёжа Родионов. А за столом с виноватым лицом сидел Фёдор Черенков.
— Ты-то куда смотрел? — прошипел я на Юру Гаврилова.
— Я им не нянька, — прорычал он. — Сходил тут недалеко в бильярд погонял. Возвращаюсь, а тут это.
— Ну, Фёдор Фёдорович, рассказывай, — буркнул я, предварительно закрыв дверь в этот гостиничный номер на задвижку.
— Гуляли по Дерибасовской, — пожал плечами Черенков, — зашли в ресторанчик, кофе попить. А там болельщики нас увидели и закричали: «О, какие люди, „Спартак“. Играете завтра? Молодцы. Добро пожаловать, сегодня для вас лучшее вино бесплатно». Ну, мы и выпили по бокалу. От бокала же ничего не будет.
— А потом на столе появился ещё одна бутылка от болельщиков «Черноморца», которые за вас тоже болеют и уважают, — рыкнул я. — Или нет?
— Сначала одна, потом ещё две, — шмыгнул носом Фёдор Черенков. — Я говорил парням, что хватит, завалимся. А они поржали и заявили, что пока будут идти обратно в гостиницу, весь хмель выветрится, вино-то слабенькое.
На этих словах Поздняков сквозь сон пробормотал что-то маловразумительное.
— Что делать, Володь? — шепнул Юрий Гаврилов.
— Завтра, когда проспятся, снимем с них штаны и по-отцовски выпорем солдатским ремнём, — криво усмехнулся я. — Из нашей команды и постояльцев гостиницы их кто-нибудь в таком состоянии видел?
— Вроде нет, — ответил Черенков. — Они хоть и пошатывались, но в гостиницу пришли сами, на своих двоих.
— Значит, поступим так, — буквально прошипел я, — пусть эти «гусары» пока полежат здесь, не шарахаются по коридорам и не позорят команду. Отвечаешь за это, Фёдор Фёдорович, головой. А мы с Юрой сейчас сходим к «деду» и попробуем данное безобразие спустить на тормозах.
— Я думаю, парней специально чем-то подпоили, — проворчал Гаврилов. — От простого вина так не вырубаются.