Красно-коричневый
Шрифт:
Его поразило присутствие здесь Каретного, поразило его знакомство с Генералом. Он, Хлопьянов, как о величайшей тайне, хотел поведать Генералу о секретной зоне, штурме, о Каретном, чью роль предстояло понять и выяснить. Но Генерал из уст Каретного уже знал обо всем и, быть может, о роли Хлопьянова, которая выделена ему в грозном и загадочном плане. Тайные соглядатаи, секретные агенты проникли в ряды оппозиции, оплетали их клейкой невидимой паутиной. И он, Хлопьянов, был опутан липкими нитями, откликавшимися на каждое его движение.
Каретный говорил с Генералом,
Сквозь звяканье тарелок и гул мегафонный голос возвестил:
– Уважаемые дамы и господа, наше торжество приближается к концу! Те из вас, кто имеет на пригласительном билете золотую эмблему собора, приглашаются на теплоход, на Москва-реку! Пристань «Каменный мост», десять минут ходьбы! Приятного плавания!
Хлопьянов разглядел на своем билете маленькую золотую эмблему и отправился к пристани. Красная площадь казалась огромной чугунной крышкой, которой закрыт ребристый люк в преисподнюю. Звезды туманно светились, охваченные изморозью, будто в летней Москве ударил мороз, и вокруг каждой звезды образовалось облако ледяного пара. Это было знамение, сулящее несчастья и беды, которые несметными толпищами таились под землей, накрытые чугунной площадью, ждали урочного часа. Хлопьянов шел, наступал на брусчатку, чувствовал ледяное жжение.
Река была черной, в драгоценных огнях. У пристани стоял озаренный белый корабль. Неслась музыка, бравурный яростный джаз. Мигающая нарядная надпись на борту «Казино» отражалась в воде множеством золотых змей. На борт поднималась публика, уже знакомая Хлопьянову. Светские дамы, роскошные офицеры, представительные купцы. Но теперь в их движениях и лицах не было многозначительности и нарочитой степенности, а игривость и нетерпение. На борту мелькали полуголые девицы варьете, показался и исчез крупье в малиновом пиджаке, прошли упитанные чернявые охранники с кавказской внешностью. И весь нарядный белоснежный корабль был полной противоположностью недавнему залу, молитвам, монархическим изречениям. Звал к ночным удовольствиям и утехам. Кто-то уже танцевал на верхней палубе. Кто-то шутливо обнимал хохочущую женщину. В черную воду упала пустая пивная банка, брызнула жидким серебром.
Хлопьянов увидел на палубе Белого Генерала, взиравшего на бело-розовый Кремль. Устремился было на палубу, но там, среди мишуры, развешенных гирлянд, обнаженных женских спин снова, как показалось ему, мелькнул Каретный. И Хлопьянов не пошел на корабль. Смотрел, как убирают трап, как начинает ртутно кипеть вода, и белый ковчег, наполненный золотом, вином, молодыми женщинами, отчалил от пристани, и на отраженных огнях, словно на огненном блюде, удалялся, отплывал по реке, оставляя за собой шлейф музыки.
Опустошенный, почти больной, Хлопьянов шагал по набережной. В синей ночи угрюмо, морозно сияли рубиновые кремлевские звезды.
Глава
– Немного подождите. Там у него профессор, юрист. Сегодня у нас суд. Собираются газету закрыть. Они с профессором готовятся к судебному заседанию.
Секретарша была молодая, с полными обнаженными руками и маленькими ямочками на локтях. Легкое платье с перламутровыми пуговицами не скрывало загорелую шею, выпуклую смуглую грудь с серебряной цепочкой и крестиком. Своими сияющими глазами, сочными губами она напоминала усадебную барышню, пылкую, наивную и влюбленную.
Тут же в приемной находился молодой человек, видимо, сотрудник редакции, крепкий, плечистый, с маленькими офицерскими усиками. Приход Хлопьянова прервал их болтовню, похожую на флирт.
Секретарша отвернулась от кавалера, поправила перед зеркальцем волосы, кивнула на большой, лежащий на столе пакет.
– Какой-то старец пришел, принес нашему редактору икону. Говорит, пусть несет икону с собой на суд. Она поможет выиграть. Каких только благожелателей у нас не бывает!
Она провела по свертку красивой загорелой рукой, и молодой человек жадно и быстро проследил движение ее пальцев.
Хлопьянов терпеливо ждал в приемной, и скоро молодые люди забыли о нем, продолжили свой необязательный, сладостно ленивый флирт.
– И вот, представляете, Веранька, приезжаю я в ваше поместье, потому как являюсь вашим соседом. Очень мне ваши маменька и папенька рады, ну прямо как сыну! Не догадываются добрейшие люди, что меня интересуют не виды на урожай, не цены на рожь и пеньку, а интересует меня их очаровательная доченька, то есть вы, Веранька, – говоря это, молодой человек как бы ненароком положил свою крепкую сильную руку на ее смуглые дрогнувшие пальцы.
– Ну и с каким же вы, соседушка, намерением пожаловали к нам на этот раз? – подхватила его игру секретарша, щуря желтоватые солнечные глаза и не убирая руку. – Какие сюрпризы приготовили вы наивным и простодушным селянам?
Молодой человек приготовился отвечать, сложил насмешливо губы. Но в приемную, стукнув дверью, вошел человек, сутулый, пугливый, с бегающими по сторонам глазами, в поношенном офицерском кителе, без погон.
– Мне Клокотова!.. Редактора срочно! – он говорил полушепотом, боясь подслушивания, прикладывая к губам грязный палец, прижимая локтем обшарпанную голубую папку, – Не терпит отлагательства!
– Может быть, я вам буду полезен? – сказал молодой человек. – Редактор занят и не может принять. По какому делу?
– Сверхсекретно!.. Здесь план!.. – он тряхнул голубой папкой. – Как объединить Советский Союз!.. Я все продумал!.. Хочу сообщить редактору!..
– Вы мне сообщите, а я передам, – без тени раздражения, как с пациентом, говорил дежурный, протягивая руку для папки, видимо привыкший к подобным посещениям. – В чем ваш план?
– Секретно!.. Здесь манифест!.. Ко всем порабощенным народам!.. Пусть Клокотов подредактирует!.. Потом отпечатает!.. Пять миллионов экземпляров!.. С вертолетов рассьшать!.. Люди прочтут и восстанут!