Красноармейцы
Шрифт:
Жизнь текла день за днем, а по вечерам на площадке собирались марийцы у своей двери и долго-долго пели свои тягучие, монотонные, заунывные песни.
«Шестая рота, вставай!»
Занятия уже идут полным ходом. И каждый день приносит что-либо новое.
Шесть часов утра. Рота спит. У столика дежурного бодрствуют двое: дежурный и дневальный — на страже роты. Минутная стрелка уперлась в цифру двенадцать, а часовая упорно остановилась на шести. Шесть часов.
С площадки слышатся переливы трубы. Знакомые, привычные переливы. И вмиг ожила рота.
— Шестая рота, вставай! — кричит дежурный.
Со
— К гимнастике приготовьсь!
Некогда потягиваться. Глядишь, пять минут просрочишь, а там и пойдут опаздывания на поверку, на чай. Пять минут подряд в роте слышится мерная команда: «Де-елай, раз, де-елай два…» Вверх взметаются руки, ноги, мускулы расправляются, готовятся к дневным занятиям…
У умывальника всегда смех. Всегда ротные шутники у умывальника отмачивают какую-нибудь шутку.
— А ну, Сорокин, что хмур? Небось, во сне наряд [2] видел?
— Сон в руку, — зловеще сообщает ротный весельчак, подпоясанный полотенцем.
Сорокин лениво огрызается, усердно намыливает левую щеку.
Запоздавшие красноармейцы стремглав носятся с полотенцами, когда рота становится на поверку. Поверка прошла, — значит, трудовой день начался. Сегодня поверка оружия у старых красноармейцев 1903 г., которые уже имеют винтовки.
2
Наряд — какая-либо работа по обслуживанию казармы. В данном случае работа не в очередь.
— А ну, Сорокин, покажи винтовку, — спрашивает отделком.
Сорокин мрачно протягивает свое оружие.
— О-го-го! — качает головой отделком. — Да у тебя в стволе как в печной трубе. А еще старый боец! Никогда винтовка не чищена. Получай наряд вне очереди на кухню.
Соседи Сорокина давятся от смеха. Вот те и сон! Поблескивая винтовками и лязгая сворачиваемыми затворами, расходится рота с поверки.
…Завтрак. За завтраком пропадают остатки сна. Да и пора. На ходу не очень заснешь.
Первый час сегодня — физкультура, маршировка, гимнастика, прыжки. Щиплет мороз. Краснеют уши, шлем сам собой сползает глубже.
Но на морозе, в перерыве особенно хорошо побороться, поразмять кости, попрыгать в петушином бою. На занятиях полное спокойствие. Прежде всего четкость. Четок должен быть каждый шаг, каждое движение. Это подготовка к боевым дням. Чем труднее на учебе, тем легче будет в бою. Тогда учиться будет поздно. Сочно хрустит снег. Ротная колонна разбивается на взводы, взводы — на отделения. Весь плац кишит красноармейскими фигурами в этот час дневной учебы. Рота проходит мимо роты. Встречаются глазами земляки. Улыбаются. Идут дальше, рассыпаются в змейки, в стайки [3] . Снова собираются. Тяжело кряхтит снежное поле. Здорово ему сегодня досталось от крепких каблуков бойцов.
3
Змейка, стайка — отдельные виды боевого походного построения красноармейского отделения.
А первый взвод сегодня на лыжах. Стройной лентой протянулись лыжники. Жарко, несмотря на мороз, и к концу часа пот градом катит с лыжников.
Слышен звук рожка. Одна за другой стягиваются роты к казарме. С песнями
Это ротный марш. Трудно еще прививаются новые песни. Больше любят петь по старинке. Но есть и новые.
Последняя рота вступила в ворота казармы. Ставятся винтовки, берется другое оружие — книга и тетрадка. На очереди политчас.
Капернаут на лыжах
Начинаем входить во вкус военной дисциплины. Каждый день на группы разбивается рота, и отделкомы и помкомвзводы занимаются уставами [4] . Уставов много. Но первые из них — внутренний, гарнизонный и дисциплинарный. Правду говоря, уставы — скучная материя. Сидим и вычитываем обязанности командира роты, старшины, дежурного, дневального. Иногда клонит ко сну, и чтобы рассеять сонное настроение, берешь сам устав и читаешь вслух.
4
Уставы — книги, где говорится о правилах в различных областях военной жизни.
— К чему учить, сколько кто кому нарядов даст? — смеется Сальников. — На практике узнаем.
Гораздо веселее — строевые занятия. Выходим мы на широкий плац под командой Свободова и там маршируем, занимаемся гимнастикой, играми. Маршировка — это важный момент в нашей жизни.
— Ходить у меня научитесь! — говорит командир роты Ильиченко. — Нечего шагать, как на бульваре, расхлябанной походкой и руками махать, как мельничными крыльями. Надо, чтоб все было четко и точно. В военном деле четкость — залог победы.
Мне никак не удавалось сначала совладать с руками. Казалось, ничего мудреного нет в том, чтобы сочетать шаги с движением правой или левой руки. Но как только я начинал об этом думать, обе руки начинали беспорядочно мотаться взад и вперед, и Утин весьма неодобрительно поглядывал на меня.
В конце концов научился и я махать вовремя руками.
После маршировки скидывали мы пояса, и начиналась гимнастика.
Сколько смеха в часы гимнастики. То Рабинер, не выдержав приседания, стремительно бухался в снег при громком, неудержимом хохоте всей роты. То Сальников, задумавшись, забывал про занятия и в то время, как все уже вставали, невозмутимо оставался сидеть на корточках. То Потащонок спокойно и решительно поворачивал в сторону, обратную команде, и, не замечая поворота других, несколько секунд выделялся из всей роты.
Мы не обижались, когда в пылу командования немножко крепче, чем следовало, обрушивался на нас комроты. Мы понимали, что делает он это не злобно, а потому, что искренно хочет выбить из нас «штатскую» расхлябанность.
Особенно тяжело было тогда, когда крепчали морозы. Иногда пробирало чуть ли не до слез.
Вскоре начали учить нас и упражнениям с винтовкой и фехтованью.
Красиво взлетела винтовка в руках Ильиченко, когда он показывал нам упражнения. Ловко и четко делал он все фигуры, и нам сначала никак не удавалось сделать хоть что-нибудь похожее.