Красноармейцы
Шрифт:
После длительной тренировки в одно из воскресении направились мы в тир. Каждый здорово волновался. Шутка ли — предстояло отстоять честь школы!
Соревнования были между школой и первым, вторым и третьим батальонами. Четыре команды выстроились в сторожке тира, и руководитель состязании, старый знакомый наш, комроты Ильиченко, объяснял условия. Надо было из пяти выстрелов выбить наибольшее количество очков.
— Ну, смотрите, не подкачайте, — мигнул нам Ильиченко.
Из десяти человек нужно нам было выбрать шесть. Решили выставить Кирокова, Чернова, Льдовского, Попкова, старшину и меня.
Первыми
— Сто двенадцать очков из возможных ста пятидесяти, — провозгласил Ильиченко. — Второй батальон, приготовиться!
— Ну, сто двенадцать выбьем, — облегченно сказал Льдовский. — Это нам не конкуренты.
— Второй батальон — восемьдесят семь очков…
У нас у всех отлегло от сердца. Мы уже видели себя победителями.
— Полковая школа, приготовиться!
И вот мы в тире. Проходим под козырьками. Идем на линию огня. Уже видны наши мишени.
Патроны выдает начшколы Диванов. Он старается взглядами ободрить нас.
— На линию огня. Шагом марш! — басит Ильиченко. Стреляем. Усилием воли подавляем нервную дрожь в руках и стреляем. Пять выстрелов один за другим. Кажется, слышно, как летит пуля, и ударившись в мишень, чмокает, вгрызаясь в дерево.
— К мишени шагом марш!
Считаем. В общей сложности сто восемнадцать очков. Больше всех выбил Льдовский — двадцать три очка.
Не отстали и другие. Подкачал и подвел нас только старшина, еле набравший шестнадцать очков.
Гордые и довольные победой возвращаемся мы в сторожку. Ребята уже предвкушают, как будут рассказывать в школе о состязании, какими красками будут рисовать победу.
Из тира доносится выстрел третьего батальона. Вместе с командой третьего батальона выходят руководители стрельбы.
— Оглашаю общие результаты состязания, — заявил Ильиченко. — Первый батальон — сто двенадцать очков, второй батальон — восемьдесят семь очков, полковая школа — сто восемнадцать очков, третий батальон — сто двадцать семь очков.
Наши лица были, вероятно, весьма смешны в этот момент. «Первое место» свистнуло… Вот тебе и победители!
Неловко мотались мы на месте. Особенно стыдно было перед начальником. Диванов старался приободрить нас, но и его, видно, задело поражение. Молча двинулись мы к казарме.
Вечером нас разыгрывали.
— А ну, Чернов, как «молочная торговля», сколько «за молоком» послал?
— Степа, молочко-то вкусное?.. А, Степа?
— Победители!
Мы хмуро огрызались и сваливали все на старшину. Старшина в этот вечер особо сурово провел поверку, а потом не показывался из своей комнаты.
Спортзал
Интересные часы проводили мы в спортзале.
Спортом у нас руководили наши же курсанты-спортсмены — Лысовский и Кулаков. Кулаков был раньше, до призыва, администратором театра. Это был жесткий, несимпатичный человек. Мы ему пророчили пост самого сурового старшины в полку. Был он очень высокомерен, и потому не любили его товарищи. А тот период, когда Кулаков стажировался как помкомвзвода [7] , известен стал в школе под названием «кулаковщины».
7
Во
Кулаков вел нас в спортзал. Здесь разбивались на группы и занимались гимнастикой на приборах. Прыгали через веревку, кобылу, козла.
Обычно маленький, коротконогий Дыркин взлетал на кобылу, садился посредине — и ни тпру, ни ну.
Леви и Адзанов большей частью, перескакивая через веревку, ныряли головой в песок, и из карманов их дождем сыпались карандаши, ножи, носовые платки… Отряхивались, разбегались снова. Бежали и снова падали.
Но, пожалуй, самой комичной фигурой в спортзале был Капернаут. Тучный, неповоротливый, с ловкостью молодого слона, мелкими шажками бежал он к кобыле. От мощного удара тряслась кобыла и слетала с места. Но сесть на нее, не говоря уже о том, чтобы перескочить, так и не удавалось Капернауту. Во время его физических упражнений мы обычно отодвигались на почтительное расстояние. Несмотря на нежелание обидеть товарища, мы буйно ржали после каждого капернаутского упражнения… Но он, этот удивительный человек, никогда не обижался и весело смеялся вместе со всеми.
Многие курсанты в совершенстве проделывали спортивные упражнения.
Особенно мы любовались легкими и вольными движениями Лысовского. Как белка взбирался по канату токарь Гданов, стрелой перелетал через козла и кобылу Симонов. А когда Лысовский подходил к брусьям и начинал показывать нам на них всяческие фокусы, мы искренно восхищались.
Он был мастером своего дела.
На плацу
Тяжело бывало порой на плацу. Стояли жгучие морозы. Сталь винтовки жгла руки. При команде «заряжай!» с трудом ворочался затвор и просыпались патроны. А когда бывали упражнения с винтовкой, до боли трудно было держать на вытянутых руках винтовку в ожидании команды — «к ноге». Больше всех морил нас «на вытяжке» командир взвода Кашин. Потому и не любила его вся школа.
В перерывах между часами занятий боролись, шли стенка на стенку, чтобы сопреть окоченевшие руки. Одной из излюбленных игр был бой петухов. Закатывали за пояс полы шинели, становились на одну ногу и, расходясь и сходясь, наскакивали друг на друга, старались заставить противника стать на обе ноги. И за парами петухов с интересом наблюдал взвод.
Особенный интерес возбуждался, когда в паре оказывались Дыркин и Капернаут и маленький, юркий Дыркин, весело прыгая вокруг тяжелого Капернаута, сшибал его в снег.
После занятий на плацу в казарме долго отогревались. Часы на плацу были самыми тяжелыми часами.
— Глянь-кось, Дыркин, нос отмерз…
— Брось… Неужели?.. — и взволнованный Дыркин кидался в поиски за зеркалом. Вся школа дружно поднимала его н'aсмех.
С нетерпением ждали весны…
Политбой
На политчасах во взводах, как и раньше в ротах, выплывали порой отсталые крестьянские настроения. Выплывали они особенно после писем из дому.