Красное и белое. И серо-буро-малиновое
Шрифт:
– Товарищи! – Зычно и привычно крикнула в толпу Зойка Три Стакана. – Доколе? Они – жрут, а мы – пухнем с голоду! Они – жуют, а мы – воюем?! Они пьют всякие там вина, а мы травимся самогоном!
– Ой, травимся… – запричитали согнанные на митинг глуповские женщины, и стали ронять обильные женские слёзы на мостовую.
– А как же? – Продолжила свою пламенную речь Зойка Три Стакана. – Мы, большевики, за справедливость! Россия должна быть справедливой! Россия должны быть единой! Мы – за единую Россию! Мы – за справедливую Россию!
Это глуповцам понравилось. Половина из
– Один хрен – что тебе единая Россия, что справедливая Россия… Всё равно жрать не дадут – все себе захапают.
О том, что у мастерских проходит митинг, узнали деятели городского совета, делегация которых явилась на него. Хренский даже пытался взять инициативу в свои ручонки, и, вскарабкавшись на пустые ящики, которые представляли собой трибуну, начал было кричать в толпу:
– А теперь слово представляется…
Но договорить ему не дали матросы, аккуратно и без поломок сняв его с ящиков. Один из них, самый крупный – с кулаками, размером с голову Хренского, которого братва между собой называла «Камень», поправил на Председателе Совета пиджак, тщательно застегнув его на все пуговицы, правда, в хаотическом порядке, сказал внушительно:
– Слышь, ты! Дама говорит, а ты ей мешаешь!
Хренский бросился наутёк и спрятался в здании Глуповского Совета.
Митинг закончился, и Зойка Три Стакана направилась вразвалочку в сопровождении матросов к мастеровым, которые постепенно стали соображать, что особо опасаться нечего.
– Ну! – Грозно повторила Зойка Три Стакана свой вопрос. – Большевики, а, большевики! Кто из вас секретарь ячейки?
Пролетарии не знали, кто такой «секретарь», что такое «большевики» и что значит слово «ячейка».
– Щас, – успокоительно махнув рукой Зойке Три Стакана, произнёс самый сообразительный из них.
Бросив несколько слов своим дружкам, он получил полное их одобрение, выразившееся в энергичном кивании головами, в результате чего толпа из своих рядов выдавила маленького тщедушного армянина, перепачканного мазутом.
– Вот он, берите его! Он – секлетарь ищейки!
Армянин пытался было втиснуться обратно в толпу, но на своём пути встречал стену непонимания в виде плотно сомкнутых рядов пролетариев и лёгких тычков кулаками в бок, в результате чего он, понурив голову, подошёл к Зойке и к матросам.
– Ты ли? – Удивлённо спросила Зойка Три Стакана.
– Он, он! – Ответили ей несколько голосов из толпы. – Он даже три года в ссылке был как политический. Берите его!
– Тогда – здравствуй, товарищ! – Ласково, со слезами на глазах, дрожащим голосом произнесла Зойка Три Стакана. – Привет тебе от питерских большевиков! Меня послали к тебе, товарищ, на подмогу! – И обняла вновь испечённого секретаря партийной ячейки, после чего подарила ему от питерских пролетариев кожаное пальто. – Как
– Авраам Магометзаяхаян, – тихо ответил вытолкнутый.
– Плохо! – Нахмурившись и покачав головой, сказала Зойка Три Стакана. – У тебя должна быть нормальная партийная кличка, а не это – Магомет-Мамед-маян. Ты, как председатель ячейки, должен звучать гордо и быстро – как молния! Будешь с этого дня товарищем Железиным, и звать тебя мы отныне будем не Авраам, а Алик! Алик Железин! Есть возражения?
У Авраама Магометзаяхаяна возражений не было, поскольку он не знал, чем ещё эта затея с большевистской ячейкой закончится и насколько она опасна, а опыт проживания в ссылке подсказывал ему, что участвовать во всём этом под чужим именем было значительно менее опасно, нежели под своим родным. В то же время факт подарка кожаного пальто был на лицо, точнее – на плечах, и будущее могло быть не таким страшным, как казалось ему в самом начале митинга. Пальто было, правда, великовато, но его вполне можно было обменять на множество полезных вещей. Он согласно кивнул головой и отныне попал в анналы глуповской истории именно как Алик Железин – первый секретарь первой в Глуповской губернии ячейки большевиков.
Глуповские пролетарии, удивившись такому обороту событий, поняв, что их никто пороть не будет, а даже наоборот, если они станут секретарями партийных ячеек большевиков, то получат по кожаному пальто, изъявили желание занять все вакантные должности, на что Зойка Три Стакана им заявила:
– Хорошо, что все вы готовы пойти за пролетарское дело. Железин, записывай всех желающих в большевики!
Железин стал всех записывать, начиная с себя. Так в этот день возникла самая крупная в Глупове партийная ячейка и это была – ячейка большевиков.
– А теперь, товарищи, – скомандовала Зойка Три Стакана после того, как записались все желающие, – нам надо сделать всё для того, чтобы мы, большевики, получили в Совете большинство.
Мастеровые тут же отозвали своих депутатов из Глуповского совета и делегировали туда Зойку Три Стакана, Железина, Камня и всех других матросов сразу. Оформили это решение соответствующей бумагой и поставили печать. Вооружившись решением Комитета мастерских, глуповские большевики направились в Совет рабочих депутатов для того, чтобы вдохнуть в его работу революционного огня. Хренский с депутатами пытался было опротестовать делегирование такой большой группы, мол оно проходило в состоянии давления и насилия на граждан, и пытался загородить вход в здание Совета этим людям, но Камень, – самый крупный матрос из окружения Зойки Три Стакана, – поднёс к носу Хренского кулачище и спросил:
– Чем пахнет? Чуешь?
Другой, не искушённый в политике человек, сказал бы, что кулак матроса источал запах жутко вонючей махорки и лука. Но надо было обладать тонким политическим нюхом Хренского, который за этим невообразимым букетом почуял нечто большее, то самое, которое он почувствовал ещё на митинге, не прибегая тогда к помощи носа и другим инструментам познания мира. А теперь, получив вербальное подтверждение наличия опасности, он втянул голову в плечи и заявил во всеуслышание: