Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 3

Солженицын Александр Исаевич

А Масловский – пронзительно-хищным взором прочёл на ясном лице всё, что переживал прапорщик. И – взревновал к нему! – да разве можно такой озаряющий акт кому-нибудь передать? Нет, это он сказал – для своего окаменения в статую. Мгновенно, сейчас, перед прапорщиком. А он пока – ехал в ратушу, уверенный в успехе. И вернётся меньше чем через час.

– Ликвидируйте вопрос – на месте, в Царском. Надёжностью охраны. Контролем Совета.

В приготовленном для них автомобиле поехали с Тарасовым-Родионовым.

На подножках, лихо выставив штыки, – два революционных семёновца.

Царскосельская ратуша, недавно такая наверно сверкающая, изрядно побезобразела: парадная лестница и паркетный пол двусветного зала загажены окурками и следами грязных сапог. Солдаты, потерявшие воинский вид, сидят в шёлковых креслах с ружьями, с папиросами в зубах, или валко бродят в незатянутых шинелях.

Это – хорошо! Это – дыхание нашей победы и ослабляет их.

Тех, к кому Масловский приехал. На втором этаже был у них скороспелый штаб, и в нём два полковника: один – комендант всего Царского Села, другой – только вчера назначенный начальником гарнизона – Кобылинский, впрочем уже и соучастник ареста императрицы, как бы на нашей стороне, всё путается.

Сколько их, армейских старших офицеров, насмотрелся Масловский за свою службу в Академии! Знал он их слабости: служебная впряженность, а нет жара инициативы, им всегда легче, когда им приказывают. Скольким гневом он перекипел на них за все те годы между двумя революциями, что был их заложником. Выдавал им книги. Он – презирал этих полковников, и все звёзды их, и уверен был, что сейчас они не выдержат напора.

Вошёл – как ветер. Не отдавая чести – положил им с прихлопом на стол свой страшный мандат.

Почитайте, почитайте… «Всю военную и гражданскую власть»!

Полковники тревожно переглянулись. Что-то общее было в них – не только рост, не только «Владимиры» у каждого, но и откатанная по лысинам служба:

– Простите, но мы подчиняемся не петроградскому Совету, а Временному правительству. А ваш документ не имеет визы правительства. Значит, он сделан помимо?

Спрашивают… Они сами-то не уверены. Они сами-то млеют, не понимают: что это значит – Совет Рабочих Депутатов?

И голос Масловского взлетел:

– Должен ли я вас понять в том смысле, что вы не склонны считаться с постановлениями Совета революционного гарнизона и революционных рабочих Петрограда??!

Полковники робеют – неизведанное время, неизведанные ухватки. Ещё переглянулись.

– Что вы, что вы, мы, разумеется, знаем, что Совет признан Временным правительством. Но вы – военный человек и должны понимать, что всякий приказ выполняется только в порядке прямого подчинения. Мы подчинены – генерал-лейтенанту Корнилову, командующему войсками Округа. Да извольте, мы его сейчас вызовем к телефону.

Висит на стене коричневый ящик.

Нет, если дать позвонить Корнилову – всё провалится: Корнилов – в

правительство, те – в Совет, и меньшевики струсят. Весь мандат был выписан Чхеидзе с переполоху – и надо лететь на мандате:

– Оставьте в покое Корнилова! Если б я нуждался в генерале Корнилове – я привёз бы вам его самого или его подпись. Но я в данный момент и не собираюсь перенимать от вас, по силе этого мандата, командование. От вас требуется, – о, сколько мощи в своём голосе, дрожь до наслаждения, – передать мне сейчас императора, я отвезу его в Петропавловскую крепость!

– Императора?! – потрясены полковники. – Это уже совершенно невозможно. Формально и строжайше запрещено допускать кого-либо к арестованному императору!

И – отчаянная решимость служак! та единственная у них решимость, когда уже прямо заставляют нарушить долг. (Ах, сорвался, перебрал. Не надо было прямо про крепость.)

Но всё же попробуем. Грозно:

– Так вы – отказываетесь подчиниться Совету Рабочих Депутатов??

Знал, знал он этих баранов, не тёртых в политике, они могут выдержать бой, но не гражданское столкновение:

– Я не отказываюсь, – растягивал Кобылинский. – Но я должен получить распоряжение генерала Корнилова.

А телефон – висит, приглашает. Масловский коварно, и тем ещё грозней, смягчил голос:

– Слушайте, господа. Вам, может быть, уже доложили, что я прибыл сюда с пулемётной ротой. Вместо того чтобы терять время на разговоры с вами – я сейчас одним боевым сигналом подниму весь ваш гарнизон?

Правдоподобно. Это – знают они: их собственный гарнизон любой пришлый агитатор может взбудоражить в любую минуту и в любом направлении, это уже явлено. Они командуют гарнизоном лишь постольку, поскольку гарнизон согласен дать собой командовать.

Замялись.

Ну, ещё толчок! Ещё толчок! Дух момента, выращивающий гигантов. В голове вихрится отчаянно-изящная комбинация: если осмеливаетесь – можете меня арестовать! – пока не подойдут мои пулемёты на выручку. А если нет – то арестованными объявляю вас я – и с вас снимается вся ответственность, и я забираю императора!

Но и, годами привыкший к осторожности: нет, так можно совсем переиграть.

– И если, господа, я пока не поднимаю гарнизона, то лишь потому, что уверен: я выполню задание, и с вашего согласия. Именем революционного народа! Итак?..

Переглядываются растерянно. Так он и знал! Выиграно?

– Да поймите, – тянет Кобылинский, не знает, как величать пришельца. – Я не имею права… Только по приказу генерал-лейтена…

Жалкий раб старомодного долга! Он и на пороховой бочке бормочет о служебной субординации.

– Хорошо, полковник! Кровь, которая сейчас прольётся, – падёт на вашу голову!

Полковники – бледны.

Но чувство: больше выжать нельзя ничего. Во всяком случае – нейтрализовал их, пока по Царскому можно передвигаться спокойно.