Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 3
Шрифт:
Сегодня читалась громко, медленно, уже готовая «Декларация прав солдата», – и выслушивали, кто против, кто больше, перекрикивали и голосовали по пунктам.
Отменяется наименование «нижний чин». Отменяется «так точно», «никак нет», «не могу знать» и «рады стараться». Отменяется и команда «смирно». (Поспорили – согласились оставить как переходную, без неё нельзя, но чтобы по стойке долго не держали.) Отменяются все виды наказаний. Наоборот, предаётся суду всякий начальник, наказавший солдата.
Споры были в мелочах, хоть и въедливые, хоть и с бранью, а в главном: шла солдатская масса заедино, брать свои права!
И думал Шляпников:
Вот тут сейчас, в этой «Декларации прав солдата» – на самом деле и для всех ещё неведомо – побеждали большевики! Просчитались мудрецы-оборонцы из Исполкома, уже не говоря о буржуазии! «Долой войну» – это они наотрез не допускают, а «демократизация армии» – в этом они отказать не могут, было бы неприлично. А что ж такое и есть демократизация армии, если не: долой войну!?
Просто смешно, как они везде галдят: в выборной армии возродится боеспособность, укрепится дисциплина, станет сознательной! – да развалится, как дважды два.
И вот так мы освободимся от войны!
Так – давайте демократизацию, это нам и нужно, поработайте на нас! Не в лоб, так по лбу, а наша возьмёт. И ничего, что сегодня солдаты не дают нам говорить. А работает это всё – на нас! И с «долой войну!» мы не соступим, нет!
В тесноте парламентского буржуазного зала, обтолканный шинелями, обкуренный со всех сторон, – Шляпников долго стоял, не утомляясь, и весело поблескивал глазами в сторону президиума.
Весьма секретно.
В собственные руки.
…Действующее положение вещей таково:
1) Временное Правительство не располагает какой-либо реальной властью, и его распоряжения осуществляются лишь в тех размерах, как допускает Совет Рабочих и Солдатских Депутатов… войска, железные дороги, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Временное Правительство существует, лишь пока это допускается Советом Рабочих и Солдатских Депутатов.
2) Начавшееся разложение запасных частей прогрессирует – и о высылке в армию в ближайшие месяцы значительного количества людских пополнений не может быть и речи.
3) Так же безнадёжно стоит вопрос и о пополнении конского состава армии, реквизиции лошадей пришлось прервать, дабы не обострять настроения населения.
4) …Невыполнимы в намеченные сроки все новые артиллерийские и иные формирования…
529
Высший жизненный принцип князя Львова был – вера и доверие. Вера – в людей, во всех людей, в наш святой народ. И доверие – каждому человеку. (Только от дурных условий, в которые человек поставлен, он может обмануть доверие.)
И когда обманывали доверие князя или не верили ему самому – ему было особенно больно. Сам в высшей степени порядочный и честный, он не допускал непорядочности в других.
И когда сегодня днём к министру-председателю внезапно приехала делегация от Совета – сам Чхеидзе, и с ним Скобелев
– Голубчики, – спросил он жалостливо, – милые мои, разлюбезные, да как же вы могли поверить? Да как же вы могли так о нас подумать? Если мы вам обещали, если мы вас оповестили, неужели мы могли бы вас обмануть? Да конечно царская семья арестована!
К счастью, самое последнее известие он мог им уже сообщить: что поезд бывшего императора благополучно прибыл в Царское Село и сам император в охраняемом автомобиле доставлен в охраняемый дворец. А семья и вообще никуда не трогалась с места.
Рабочие депутаты, развалясь в бархатных креслах, ещё допрашивали, ещё не верили, потом поверили.
Так значит, планов отъезда в Англию – нет??
О нет, о нет, друзья мои!
И правительство обещает не совершать никакого перемещения бывшего Николая II без Совета Депутатов?
О, конечно.
Итак, семья будет арестована в Царском Селе впредь до выбора нового, более строгого места заключения?
Хорошо, пусть будет так.
Причём в надзоре за бывшим царём и его семьёй должен участвовать специальный комиссар Совета Рабочих Депутатов.
Великодушный князь не имел никаких возражений.
А Николай Николаевич? Он не может быть допущен до командования!
Совершенно справедливо! И князь уже отправил великому князю разъяснительное о том письмо.
А где он есть? где он ездит?
Надеемся перехватить его в дороге.
В Ставке он не должен находиться!
И не останется!
Так удалось князю ублажить суровых своих контролёров. И сердечно уговорились обе стороны, что такие встречи будут полезны и в дальнейшем, регулярно, – и выбранная Исполнительным Комитетом Контактная комиссия, в составе их же, будет через день, через два приезжать в Мариинский дворец, и здесь они будут откровенно обмениваться соображениями о дальнейшей политике.
Очень хорошо! Это просто великолепно!
Это действительно вызволяло князя от многих ненужных и мучительных колебаний: во всём ладить, всё согласовывать, соборно, дружно!
Проводил гостей – и некоторое время разрешил себе походить по роскошному кабинету. Своя 56-летняя жизнь всё более вырисовывалась князю как красивое построение. Он – никогда не добивался власти, ничего не делал для этого, он даже не любил политики, больше всего любил практическую земскую работу с хорошими людьми вокруг. Он только был всегда непримирим к злоупотреблениям императорской власти. И вот какие-то мощные силы, им не призванные, даже ему не известные, стали ему со всех сторон помогать и возвышать его, – да русская общественность, кто же, или, шире того – сам русский народ вознёс князя как своего любимого избранца, – и князь не чаял теперь, какой ещё верной службой отблагодарить и оправдать надежды. Но для этого ему не нужно было издавать указов или приказов – по опыту жизни в мрачной императорской России он терпеть не мог казённых распоряжений сверху, давящих человеческую инициативу, такой власти в России вообще должен наступить конец. А всюду на местах должно оживиться или самозародиться умное творческое движение интеллигентных людей, и вся задача руководителей страны – только не мешать ей, – и так Россия достигнет славы небывалой среди просвещённых народов!