Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1
Шрифт:
Два каких-то солдата шли.
– Вы – мои? – спросил Саша. – Тогда станьте вот здесь часовыми. И если появится противник – стреляйте и предупреждайте меня. А мы будем дальше.
А дальше он видел круглый зал с бело-золотыми колоннами в два яруса. Ринулись туда.
153
1-й запасной полк на Малой Охте весь день удерживался: толпа прорывалась в казармы взять винтовки из пирамид – солдаты сами, без офицеров, выводили их из помещения, оружия
В одном из манежей эскадрон садится на коней, куда-то ехать. В манеж врывается с криками толпа, хватает коней за уздцы, всадников за ноги, те слезают, братаются.
Офицерам остаётся спасаться от самосуда.
В лейб-гвардии Финляндском батальоне на Васильевском острове привели роту в большую учебную залу, и командир роты выступил с речью: в городе началась смута, тёмные силы стараются посеять вражду среди русского народа. Ваш долг выполнить присягу. А кто этого не сделает – совершит тяжкий грех перед Богом и Государем и будет беспощадно наказан. Начальство принимает решительные меры по улучшению вашего питания, теперь будете получать и белого хлеба по полфунта в день.
Солдаты поразвязней бормочут между собой: «Белый хлеб нам подходит, а продаваться за него не будем».
19-летний студент Семён, арестовавший Щегловитова, рассказывает: пришли, а его дома нет. Стали швейцаршу допрашивать: где он? Выдала: «Да у зятя своего, Харитоненко». – «А где Харитоненко?» Рассказала. Кинулись туда. Так обозлились – не дали ему ни шубы, ни шапки надеть, повели. «А куда вы меня повезёте?» – «В Государственную Думу». Согласился. Посадили в извозчичью пролётку.
К концу дня и вечером небольшие вооружённые кучки, во главе всегда студент, бросились на обыски по квартирам всех членов совета министров, кроме либеральных Покровского, Кригер-Войновского. Но никого не оказывалось дома. Не застали и князя Голицына. Взяли с его стола портфель и отнесли в Государственную Думу.
Лейб-гренадеры на Петербургской стороне вернулись с дневных нарядов в казармы пообедать, уже к темноте, – вдруг крик по казармам: «Выходи на волю!» Выбежали во двор, а там, уже не первый раз, штатские с красным флагом, теперь человек сто: «Довольно вам подчиняться кровопийцам! Соединяйтесь с нами!»
Часть гренадеров пошла с ними, выломали дверь цейхауза, толпа вооружалась. А другие гренадеры не решились и никуда не пошли. В офицерском собрании уже не осталось ни одного офицера.
Семёновцы просидели весь день запертыми в своих казармах за Загородным, пока вечером не подошла восставшая толпа. Тогда – хлынули к ней. Ругань, крики, песни. Взяли оркестр и пошли к полицейскому участку. Разбили его, убили пристава. Подожгли.
Из толпы – увязали труп пристава в пачки бумаг и бросили в огонь.
К
Так много оружия стало у штатских и у молодёжи, что на Знаменской площади солдаты стали у них назад отбирать.
А с некоторых грузовиков, наоборот, раздают в толпу лишнее оружие.
Автомобили и толпы вытеснили с улиц всяких лошадей, телеги, сани, их почти не стало. Зато пугают всех легковые автомобили, где на воскрыльях лежат сумрачные солдаты и целятся вперёд из винтовок. Иногда и из грузовиков целятся в разные стороны, на тротуары. Страшно становилось, и нельзя понять: за кого они? Распоряжение ли им такое?…
Привести в изумленье и в ужас – всех, не покорившихся революции!
Солдаты останавливают любой автомобиль, где нет вооружённых, высаживают седоков, сами садятся и едут.
А ещё где добыть автомобиль? Да обыскивать дворы, взламывать гаражи, где-нибудь стоят. А нашли – теперь шофёра найти и пусть везёт!
Стали шарить по дворам.
У завода Сан-Галли на Лиговке была ожесточённая перестрелка. У пулемёта нашли убитого юнкера Николаевского училища.
В том училище разгромила толпа цейхауз, некоторые переоделись в юнкеров, разбирайся теперь.
К вечеру сильно ожесточились к офицерам, с некоторых срывали погоны. На Невском офицер без ноги, с костылём, отказался снять – и его закололи штыком.
А кого больше всего искали бить и убивать – городовых. При беспорядочной и неумелой стрельбе, когда пули шально отскакивают от стен, – в один голос решали, что это городовые засели на чердаках и отстреливаются. Но нигде не находили их. И тем больше на них ярились.
Вот на Пушкинской улице толпа людей что-то мутузит в своём центре. Потом перестала. Наклонились посмотреть – разбежались. На снегу остался убитый полицейский.
И куда-то всё спешат – студенты с винтовками, матросы с винтовками, женщины с винтовками. На улицах всё стрельба, стрельба, неизвестно кто в кого. Пешеходы при стрельбе жмутся к домам.
Вечером толпы редеют. Многие сидят дома и даже свет потушили или зашторились, зажгли самые маленькие лампочки, лампадки.
А по улицам, освобождённым от толп, ещё быстрей и бешеней несутся автомобили, автомобили, гудки непрерывные, выстрелы, крики. Кажется – вся армия переезжает.
<