Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 1

Солженицын Александр Исаевич

empty-line/>

* * *

Наступило такое, что каждый житель столицы, из двух с половиной миллионов, оказался предоставлен сам себе: никем не руководим и никем не защищён. Выпущенные уголовники и городская чернь делают что хотят.

Уголовники помнят камеры мировых судей, где их судили, – и громят их. На 2-й Рождественской сжигали все дела мирового судьи, ворохи бумаг, а заодно грелись.

С особым озлоблением и ничего не щадя, громят квартиры приставов, всем соседям известные. Из одной такой с третьего этажа швыряли на мостовую имущество, мебель, выкинули и пианино.

И всё затем сжигали на костре.

* * *

А какой-то человек (позже узналось: освобождённый из тюрьмы неприятельский агент Карл Гибсон) звал толпу громить «охранку» – и увлёк её громить контрразведку Петроградского военного округа на Знаменской улице. Служащих контрразведки отвели в Таврический и посадили как «охранников».

* * *

Но дошло и до Охранного отделения на Мытнинской набережной – разгромили, пылало, на мостовой горели папки «дел». Прохожие носками сапог подталкивали их в огонь. Другие выхватывали, просматривали. Третьи кипами уносили. Прохожий офицер сказал им: «И вам не противно брать в руки такую гадость? Бросайте, чтоб следа не осталось!»

* * *

И весь вечер и ночь Петроград ловил и убивал свою полицию. По ночному времени, далеко не отводя, убивал на улицах, топил в прорубях Обводного канала. Снаряжались автомобильные экспедиции за городовыми.

* * *

А мысль массы, освобождённой от полиции, быстро зреет: почему не погромить частные дома? В квартирах, хоть и не найди офицера, ой-ой-ой сколько добра можно прихватить. И начали ходить по квартирам: «У вас офицеров нет? Разрешите проверить». Все ворота и подъезды велят держать открытыми – для поисков и обысков.

На Знаменской улице дворник не сразу отпер ворота прохожей банде – его убили за это.

* * *

За день были подожжены кроме Окружного суда: губернское Жандармское управление, Главное Тюремное управление, Литовский замок, Охранное отделение, Александро-Невская полицейская часть и много, почти все полицейские участки. Сожгли и здание полицейского архива у Львиного мостика.

Большой пожар был на Старо-Невском. Уже в темноте, при огне, из окон как будто прыгали с высокого этажа люди. Большая толпа стояла и глазела. Оказалось: это чучела одетые выбрасывают, горел полицейский музей.

Говорили: пристава Александро-Невской части подхватили на штыки и бросили в огонь.

* * *

А Финляндский батальон продержался и весь день, и эту ночь. Вечером от него были выставлены заставы между Горным институтом и Балтийским заводом, где несколько тропинок через Неву – и, после разгрома толпой Морского корпуса, остановили движение, не пропускали никого ни туда, ни сюда. Из-за Невы – пятна пожаров, глухой шум с выстрелами. Приблизился рёв ликующей толпы, рёв моторов – но через Николаевский мост финляндцы не пропустили их.

* * *

В

Инженерном замке к ночи юнкера, не дождавшись атаки, так и ложились одетыми, винтовки у кроватей. А начальник училища решил не сопротивляться. И чтобы не волновать горячие головы, офицеры ночью собирали винтовки у спящих, не будя.

* * *

Поздно вечером на Почтамтской в казармах Кексгольмского полка – ворота нараспашку, большой тёмный двор, а все окна светятся. И – море криков. И шальная стрельба.

Напуганные редкие прохожие – перебегают, прижимаются к домам, ложатся на обледенелый тротуар.

* * *

Поздно вечером революционная толпа дохлестнула и до Измайловских казарм. Эта волна лилась с восточной стороны – а в те же последние минуты на север, через Фонтанку в центр, вышло около двух рот измайловцев на подкрепленье правительственным войскам. И успели уйти. Разделил тех и других – массивный широкий тёмный в ночи Троицко-Измайловский собор.

Уцелевшие очевидцы уверяли потом, что в окружной темноте крест на куполе необъяснимо светился. И кто замечал – снимали шапки и крестились.

* * *

Всегда бывало: у ворот поздно дворники стоят, сидят в тулупах, шаги запоздавшего прохожего гулки по пустой улице – и безопасны.

Сегодня – вымело дворников, темны все окна, идти страшно.

Вот двое засели в подворотне и добрый час стреляют вкось улицы по чердаку трёхэтажного дома – мол, там полицейский пулемёт. (Хоть не ответил ни разу). Кому-то и в окно влепили, звон стёкол.

* * *

Ночью, после разграба Мариинского дворца, многие охотники ещё тянулись к соседней офицерской гостинице «Астория»: окна светятся, шесть этажей, и одни офицеры – во, где добыча!

Но – и отбиваться будут. Штурм никак не стягивался.

* * *

Вести о петроградском солдатском мятеже к вечеру достигли и Ораниенбаума. Там стояли два запасных пулемётных полка, единственная пулемётная подготовка на всю русскую армию. В них были мобилизованы и питерские рабочие с революционным духом. Теперь солдаты заволновались, собирались у казарм, разбирали пулемёты, винтовки, патронные ленты и патроны. В гуле, гомоне стихийно решили: идти на помощь петроградским полкам! Офицеры пытались остановить – тщетно, у них отбирали оружие.

Пулемётчики захватили железнодорожную станцию, приказали готовить себе поезда – но не решились ехать, боясь умышленного крушения. Уже после полуночи пошли большой колонной по шоссе на Петроград. По пути ещё присоединяли мелкие воинские части, ещё разбивали склады, брали вооружение и провиант. Шли через Старый и Новый Петергоф, Стрельну. Колонна растянулась на много вёрст, вели её унтеры.

*****

ТЕРПИТ КВАШНЯ ДОЛГО,

А ЧЕРЕЗ КРАЙ ПОЙДЁТ – НЕ УЙМЁШЬ