Красное море под красным небом
Шрифт:
Обычно глубину измеряют нечасто, и делает это один человек у руля. Сегодня замерами занимались два самых опытных моряка и результаты сообщали непрерывно. Более того, за каждым из них внимательно следила группа… наблюдателей; так их лучше всего называть, думал Жеан. Причем эти наблюдатели были вооружены и облачены в доспехи.
По всему кораблю были приняты необычные меры предосторожности. Немногие умелые моряки, работавшие на снастях наверху, обвязались страховочными канатами; если упадут, то повиснут и будут болтаться, как маятник, но скорее всего останутся живы. Огонь повсюду загасили, курение строго воспрещалось.
— Шесть без четверти! — крикнул матрос.
— Туман поднимается, — сказал Жеан. Они с Локки стояли на юте с правого борта. Рядом расхаживала Дракаста, руль держал Мамчанс, а Дельмастро стояла у нактоуза с набором маленьких драгоценных часов.
— С этого всегда начинается, — сказал Мамчанс.
«Орхидея» входила в пролив шириной с милю между утесами, поднимавшимися на половину высоты мачт; окрестные джунгли были погружены в темноту. Слышались негромкие голоса лесных обитателей: крики, щелканье, шорохи. Корабельные фонари освещали воду на пятьдесят-шестьдесят футов вокруг, и на краю этого светлого пятна Локки увидел клубы тумана, поднимавшегося от воды.
— Пять с половиной! — раздался крик с правого борта.
— Капитан Дракаста! — У гакаборта появился Утгар; в пальцах он сжимал трос лота. — Четыре узла.
— Да, — ответила Дракаста. — Четыре узла, и наша корма поравнялась с началом прохода. Дел, дай мне десять минут.
Дельмастро кивнула и перевернула одни часы; песок струйкой посыпался из верхнего отделения в нижнее. Дракаста перешла к переднему поручню юта.
— Внимание, — обратилась она к матросам, работавшим или просто ожидавшим на палубе. — Если почувствуете себя необычно, не подходите к бортам. Если не выдержите на палубе, спуститесь вниз. Мы должны перетерпеть — не впервой. Вы не пострадаете, если останетесь на корабле. Держитесь за эту мысль. Не покидайте корабль.
Слоями поднимался туман. Слабые очертания утесов и джунглей исчезли под ними. Корабль окружила чернота.
— Десять, капитан, — сказала наконец Дельмастро.
— Глубина пять, — выкрикнул один из измеряющих.
— Мам, опусти руль. — Дракаста угольком что-то быстро нацарапала на сложенном пергаменте. — На две спицы в подветренную сторону.
— Есть, капитан, руль в подветренную на две спицы.
Он слегка изменил положение руля, и корабль чуть повернул вправо. Матросы наверху начали менять положение парусов согласно указаниям Дракасты, которые она заставила запомнить еще до входа в пролив.
— Дай мне двенадцать минут, Дел.
— Есть, капитан, двенадцать.
За эти двенадцать минут туман сгустился; теперь он походил на дым хорошо разгоревшегося костра. Бурлящие серые стены сомкнулись со всех сторон, погрузив звуки и огни корабля словно в пузырь, отрезав от окружающего мира. Скрип блоков и рей, плеск воды о корпус, негромкие голоса — все эти знакомые звуки отражались странным глухим эхом, а звуков джунглей как не бывало. Туман продолжал накатываться, он пересек границу освещенной воды. Видимость во всех направлениях сократилась до сорока футов.
— Двенадцать минут, капитан, — сообщила Дельмастро.
— Мам, поднять руль, — сказала Дракаста, глядя на компас на нактоузе. —
Последовали несколько минут деятельности, корабль медленно встал на новый курс, экипаж перебрался на другие реи. Жеан тем временем все больше убеждался, что не ошибся: туман глушит звуки. Звуки их деятельности почти полностью глохли, натыкаясь на непреодолимую преграду. В сущности, единственным доказательством существования мира за пределами тумана оставался запах влажной земли; этот запах доносил из джунглей теплый ветер.
— Глубина семь.
— Двадцать две минуты, Дел.
— Есть, — сказала Дельмастро, поворачивая часы, как автомат.
Следующие двадцать две минуты прошли в клаустрофобической тишине, подчеркиваемой только редким хлопаньем паруса и криками измеряющих глубину. С каждой минутой напряжение росло.
— Время, капитан.
— Спасибо, Дел. Мам, опустить руль. Курс юго-западо-запад. — Она возвысила голос. — Теперь живей! Снасти и паруса! Левый галс, юго-западо-запад!
Задрожали паруса, матросы забегали, натягивая тросы и поворачивая реи. Корабль поворачивался в самом сердце тумана; насыщенный запахами джунглей ветер словно кружил около них, как боксер, танцующий вокруг противника, пока Жеан не ощутил его на своей левой щеке.
— Так держать, Мам, — сказала Дракаста. — Эзри, пятнадцать минут.
— Есть пятнадцать.
— Вот оно, начинается, — прошептал Мамчанс.
— Отставить вздор! — сказала Дракаста. — Истинно опасны здесь только мы, понятно?
Жеан почувствовал легкое покалывание на лбу. Он поднял руку и стер накопившийся там пот.
— Пять без четверти! — крикнул измеряющий.
Жеан, прошептал тихий голос.
— Что, Оррин?
— Что… — Локки вцепился обеими руками в поручень и едва бросил взгляд на Жеана.
— Что ты хотел?
— Я ничего не сказал.
— Разве ты…
Жеан Таннен.
— О боги! — сказал Локки.
— Ты тоже? — Жеан посмотрел на него. — Голос…
— Не из воздуха, — прошептал Локки. — Больше похоже… сам знаешь на кого. Как в Каморре.
— Почему он произносит мое…
— Он ничего не произносит, — негромко, но настойчиво заговорила Дракаста. — Мы все слышим, как оно говорит с нами. Слышим свои имена. Держитесь.
— Покровитель Воров, я не убоюсь тьмы, ибо ночь принадлежит тебе, — зашептал Локки, указывая в темноту двумя пальцами левой руки. Это был Кинжал Тринадцатого, воровской жест, отвращающий зло. — Твоя ночь — мой щит, мой плащ, мое спасение от тех, кто хочет скормить меня петле. Не убоюсь зла, ибо ты сделал ночь моим другом.
— Хвала Благодетелю, — сказал Жеан, сжав левое предплечье Локки. — Мир и процветание его детям.
Жеан… Эстеван… Таннен.
Он чувствовал голос и в то же время понимал, что это он сам играет с собой, создает эхо в собственных ушах. Вторжение в свое сознание он ощущал, как прикосновение к коже лапок насекомого. Снова вытер лоб и понял, что обливается потом — чересчур даже для такой теплой ночи.
Впереди кто-то громко всхлипнул.
— Двенадцать, — услышал Жеан шепот Эзри. — Еще двенадцать минут.