Красное на красном
Шрифт:
Последняя неделя вообще казалась сном. Ночной бой, кагетское золото, прощание с Вейзелем, Бадильо и бакранами, стремительный переход к Дараме навстречу стотысячной армии. Дик был уверен в поражении, Савиньяк сомневался в победе, но солдаты свято верили в счастливую звезду Алвы и смеялись над сбежавшими от размалеванных козлов седунами. Случайные победы опьяняют, отец не раз говорил это Дику, но была ли случайной победа в ущелье? Вряд ли, ведь ее готовили два месяца!
Бешеный стук копыт, ворвавшийся в шорох листьев, птичий щебет и звон ручья, показался грубым и оскорбительно неуместным. Всадник осадил взмыленного коня у самых сапог Эмиля Савиньяка. Дик узнал гонца — один из адуанов Шеманталя. Глаза
— Идут? — поднял бровь Эмиль, явно подражая маршалу. Это какое-то проклятие, все, кто узнает Рокэ Алву, перенимают его манеры.
— Скачут, — хмыкнул таможенник, — вприпрыжку.
— Сколько?
— Было много. — Таможенник погладил гнедого между ушей. В конской гриве запуталось несколько колец, и все. Огюст — так, кажется, звали гонца — Древо Урожая [156] больше не напоминал. — Размазались уроды, как сопли по рукаву. У кого кони поганые, у кого руки загребущие, кто к лагерю ломанулся… У нас на хвосте тысячи три, не больше, и еще тыщ восемь сзади растянулись.
156
Древо Урожая — молодое дерево, ветки которого в праздник урожая убирают лентами, бубенцами и специальными украшениями, покрытыми сусальным золотом.
— Прелестно. — Эмиль грациозно поднялся и свистнул, подзывая своего мориска. — Господа, по коням, наше дело развернуть эту толпу и погнать на своих же. Мы такое уже делали.
Тысяча двести человек стремительно, но без суеты в последний раз проверяли сбрую и оружие, садились на коней, занимая свое место в строю. Дик не отступал от Эмиля, убеждая себя, что скакать к епископу еще рано. Мысли о том, что кагеты — союзники, исчезли, так же как ненависть к Рокэ. Юношу захватила волна упрямого азарта, куда более сильная, чем когда он проигрался. Дикон дрожал от нетерпения не хуже Соны, то и дело поглядывая в сторону опушки. Савиньяк поймал взгляд юноши, засмеялся и тронул поводья, сотники последовали примеру своего генерала. Кавалерия стремительно и тихо занимала исходные позиции. Никто не толкался, не спорил, не путался, все было выверено и просчитано еще ночью.
Эмиль удовлетворенно вздохнул и повернулся к окружавшим его порученцам, готовым развести по сотням последний приказ.
— Напоминаю. Сигнал к атаке — мой выстрел. Затем — картечь. Пальнем в упор и вперед! Врубайтесь, куда погуще. Ехать — врозь, орать так, словно нас десять тысяч. Каждый за себя, но и по сторонам смотреть не забывать! Команд не ждать, вперед не лезть, от своих больше чем на сотню бье не отрываться. Наше дело гнать, а не окружать! Ясно?! Пусть удирают, мы проводим. Услышите варастийский рог — все, бал окончен, а пока молчу — резвись не хочу! Бей, коли, руби — не жалко! Все. Пошли.
Порученцы, блестя глазами, бросились к своим, топот копыт слился со стуком сердца.
— Дикон, — генерал подмигнул Ричарду, — твое дело держаться за мной. Учти, это не дуэль, а свалка. Ударил и вперед — дожидаться ответа незачем. Понял?
Ричард кивнул, но ответить не успел. Из-за поворота выскочили «золотые» всадники. Они шли красивым галопом, Дику показалось, что адуаны почти загнали коней, но Эмиль засмеялся и сказал, что полумориски могут скакать и скакать, и их придерживают нарочно. Пронесся последний десяток, в числе которого скакал Жан Шеманталь, и появились преследователи — эти гнали лошадей всерьез. Ричард с удивлением уставился на диковинное зрелище. Назвать
Казароны напоминали то ли толпу ряженых, то ли Дикую Охоту из старой сказки, но не страшную, а нелепую. Разномастные, разнопородные кони, разноцветные одеяния, диковинное оружие. Кто-то размахивал прямым мечом, кто-то кривым, дюжий толстяк потрясал шипастой булавой, рядом недомерок в огромной шапке быстро крутил непонятную штуку на цепи, сверкали секирищи, секиры и секиришки, топорщились пики и какие-то крючья, трепыхались плащи, перья, волосы, разноцветные хвосты, звериные шкуры.
Одни кони казались свежими, другие были покрыты пеной и спотыкались, но всадники продолжали их нещадно нахлестывать. Если кто-то отставал, на его место протискивался другой, попроворней. Все были заняты погоней и тем, чтобы обогнать товарищей, по сторонам никто смотреть и не думал.
2
Эмиль засмеялся и поднял пистолет. Выстрел генерала слился с другими, промахнуться в валившую валом толпу было невозможно. Артиллеристы отстали на какую-то минуту. Четыре установленных на опушке легких орудия плюнули картечью, и Дику показалось, что ни одна картечина не пропала зря. Кони и всадники десятками валились на землю, задние, не успев сдержать разгон, налетали на упавших. Савиньяк не стал дожидаться, пока кагеты сообразят, что к чему.
Золотистый генеральский иноходец рванул с места в карьер, вылетел на равнину, сразу же сбив чью-то белую лошадь. Та упала, всадник вывалился из седла. Дик немного замешкался и отстал от генерала, мелькнула мысль о том, что нужно мчаться к Бонифацию, но вместо этого юноша непостижимым образом оказался в гуще схватки. К счастью для всадника, Сона в бою уже бывала. Кобылица, вызывающе заржав, проскочила между двумя кагетами, ударив кого-то задними ногами. Мелькнули выпученные глаза, что-то розовое опрокинулось навзничь, надвинулось что-то зеленое, сверкнула варастийская сабля, и зеленое исчезло. Дик рубанул наотмашь, клинок вошел во что-то мягкое и застрял, растерявшийся Ричард выпустил рукоять, но выручила обвивавшая запястье ременная петля.
Сона, не переставая ржать, вздыбилась и пустила в ход передние копыта. Рядом возник кто-то в черно-белом, что-то крикнул, но Дик не разобрал. Между ними вклинился здоровенный кагет с маленькой резной секирой. Юноша, заглядевшись на непонятное оружие, промешкал, но кобылица не сплоховала, взбрыкнув задом. Чужой конь, получив ощутимый удар копытом, дернулся в сторону, секира просвистела над самым ухом Дика, раздался выстрел, кагет мешком свалился под ноги лошадей, а пристреливший его гвардеец поскакал дальше и затерялся среди сотен людей и лошадей.
Вопли кагетов и талигойцев, конское ржанье, топот, какое-то бульканье, пыль, острый пьянящий запах. Дик отчаянно махал шпагой, потом вспомнил о пистолете, который и разрядил в чью-то разинутую пасть. Бой вертелся ярмарочным колесом, вокруг Ричарда орали, стреляли, рубили, падали, метались туда и сюда свои и чужие, фыркали, ржали, били задом, взлетали на дыбы кони, трещали копья, свистели клинки.
— Получи!
— Бей уродов!
— Бацута!
— А, закатная тварь!
— Кагетаааааа!
— На тебе!
Краем глаза Дик заметил, как кагет в бирюзовом наставил пику в грудь гвардейцу. Удар — пика перерублена, второй — бирюзовый повисает вниз головой, застряв в стремени. Упал раненный в грудь конь, спешенный талигоец схватился со спешенными кагетами, шпага застряла в теле врага, черно-белый не растерялся, врезал надвинувшемуся на него здоровяку кулаком, выхватил странного вида топор с дырками по всему лезвию, ударил…
— Разрубленный Змей!
— Талиг! Талиг!!!
— Казеа!!!