Красные и белые. На краю океана

Алдан-Семенов Андрей Игнатьевич

Большой привал продолжался два дня, люди отдохнули и воспрянули духом.

— Мы здесь как осужденные на смерть, только не знаем, когда исполнят приговор,— сказал Андрей.

642

— И осужденные на смерть надеются на чудо,— ответил Южаков, поворачиваясь к подошедшему проводнику. — Якутск не скоро замаячит, Джергэ?

— До него еще сто кесов, если тайгой шагать.

— Семьсот верст по оленьим тропам, а сколько водой?

— Не знаю, однако. В Якутск людей посылать надо. Двухтрех посылай, один умрет, второй дойдет,

а все вместе не успеем до зимы добраться. Морозы ударят, пропадай тогда люди,— предупредил Джергэ.

—- Кто одолеет такой путь до Якутска? Кого я могу послать почти на верную гибель? — спросил Южаков.

— Я мало-мало вынесу...

— А второй кто? С кем бы ты пошел, на кого бы положился в такой дороге?

— Вот на него можно положиться,— показал проводник на Донаурова.

— Что ты скажешь на это, Андрей? — рсторожно спросил Южаков.

— Джергэ и ты — самые выносливые среди нас, я уверена, вы дойдете до Якутска и вернетесь с помощью. Спасая всех, ты спасешь и меня,— сказала Феона.

Андрей наклонил голову в знак согласия. На рассвете Джергэ и Донауров отправились в свой далекий опасный путь. Вечером того же дня к Аллах-Юню подошли елагинцы. Они незаметно окружили почтовую станцию, устроили по кустам засады и ждали, когда люди улягутся у костров.

Отличные охотники, они стреляли без промаха, убивали наверняка. Под пулями их винчестеров первыми пали Илья Щербинин и самые опытные из партизан, лишь Алексей Южаков оказал отчаянное сопротивление. Елагинцы уничтожали захваченных врасплох, измученных и голодных людей, подвергая их самым подлым пыткам. Вскрывали животы, вытаскивали кишки и развешивали по деревьям, вырезали на лбах кровавые звезды, женщин вешали вниз головой над огнем.

Матвейка Паук несколько раз предлагал Южакову сдаться: тот отвечал выстрелами.

Паук'оцепил ночные кусты надежным, как показалось ему, караулом, но на рассвете он не обнаружил Южакова.

— На берегу лежала оморочка, сам видел,— выругался Паук. — Вывернулся, подлец, из моих лап, да недалеко уйдет. Я не прикончил; тайга доконает. Сколько мы в плен похватали?

— Одна баба осталась,— отозвался кто-то.

Паук посмотрел на Феону и вспомнил наказ Елагина доставить ее в Охотск целой и невредимой.

— Скажи спасибо Елагину, что одной тебе жизнь уберег. Уж лучше с ним спать в кровати, чем в могиле,— цинично добавил он.

21

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В дымчатом небе, на распростертых, как пиратское знамя, крыльях, носился ворон и пронзительно каркал:

— Беда, люди, беда!..

И разворачивался, и мчался над унылыми 'сопками, над таежными трущобами, резкая тень его мелькала всюду, и раздавался везде рыдающий голос птицы: • ,

— Горе идет по тайге!..

Над оленеводами, и охотниками, и рыбаками простирал свои крылья ворон, и падало с высоты яростное предупреждение:

— Некуда деться людям от боли!..

Ворон опускался до самой земли, но тут же взмывал к ложным не греющим солнцам, что стояли по сторонам

настоящего.

Ложные и настоящие солнца казались призрачными видениями Полярного .круга и, подобно ворону, предупреждали о власти зимы, голода на тусклых просторах Севера...

Якутская тайга жила на привозном хлебе и товарах: все—от муки до швейной иголки — завозилось русскими, американскими, японскими коммерсантами. За ружье охотники расплачивались соболями, за табак и чай отдавали голубых песцов. Беличьи хвосты и черно-бурые лисы были разменной монетой при расчете за муку, дробь или порох. .

В годы мировой и гражданской войн привоз товаров в тайгу прекратился: необозримые ее районы оказались в отчаянном положении. На таежных жителей бременем легли всякие повинности и налоги; почтовая гоньба, перевозка войск, принудительные разверстки на мясо, молоко, рыбу, пушнину разоряли охотников, оленеводов, рыбаков.

Голод обрушился на таежных людей.

644

Голод шагал по берегам Лены, Алдана, Маи, по голым плоскогорьям Улахан-Чистая, по гиблым болотам Олы.

И где касался он костлявой рукой становищ — там коченели трупы, дымились развалины, чернел пепел забвения.

Пароходные гудки не оглашали северных морей, шхуны не привозили товаров, карбасы не высаживали искателей золота.

Проводники не пробивали новых троп в зарослях, купцы не торили старых трактов.

Зато шаманы колдовали по стойбищам, предсказывая час, когда крылья ворона закроют красную звезду.

Зато от наслега к наслегу, из улуса в улус спешило капсэ о начале мятежей и восстаний.

Во главе мятежей становились тойоны, за оружие брались шаманы. Якутские купцы объединялись с русскими богачами, белые офицеры становились вожаками повстанцев.

Уже давно плели тайную сеть антисоветского заговора якутские буржуазные националисты. Они обратились за вооруженной помощью к белогвардейскому правительству братьев Меркуловых, окопавшихся во Владивостоке, к японским оккупантам, американским миллионерам, 'грабившим сказочные сокровища русского Севера. Таежные князьки — тойоны, купцы — компрадоры, русские золотопромышленники снабжали заговорщиков деньгами и оружием.

В то же время якутские руководители извратили решения по национальному вопросу, которые принял Десятый съезд партии большевиков. ' _

Они начали ликвидацию кулаков и тойонов, принудительное кооперирование бедноты. Кулаки, тойоны, шаманы лишались своих земель, имущества, гражданских прав, выселялись за Полярный круг. Убогие хозяйства кочевников закрепляли на постоянном месте, звероловов заставляли пасти оленей, оленных людей посылали на золотые прииски.

Загибщики думали, что пришло время сокрушить старый мир тайги, сломать и сжечь обычаи, привычки, сложившийся веками уклад жизни.

Левацкими загибами советских руководителей Якутии воспользовались контрреволюционеры всех мастей. Во главе мятежа встали колчаковские офицеры, служившие в военных организациях Якутска.