Красные и белые. На краю океана
Шрифт:
Нестор Каландарашвили — новый командующий войсками Якутии и Северного края — со своим штабом ночевал на почтовой станции таежного тракта. До Якутска оставалось несколько переездов, долгий путь близился к концу. Командиры и бойцы экспедиционного отряда страшно устали от изнурительной дороги, и командующий приказал устроить продолжительный привал. Бойцы плотно поужинали, выпили по стопке спирта, выданной из неприкосновенных запасов, и улеглись спать по домам таежного поселка.
Командующий со штабом разместился в школе, но теснота,
— Что приуныли, орлы? — спросил Нестор, обращаясь ко всем сразу. — Недурно бы сейчас по стаканчику доброго кахетинского, да нет у меня солнечного вина. Кацо,— обратился он к интенданту,— что там у тебя осталось?
Интендант подал жестяные кружки, соленые грибы и ломтики черного хлеба.
— Поднимаю тост за боевой дух, за прошлые и будущие победы! Еще выпьем за окончание нашего похода. Сколько походов мы совершили, а сколько придется еще совершить! — Сочный, вкусный баритон Нестора звучал душевно и ободряюще.— А почему не весел Строд, отчего приуныл Асатиани?
— Что-то тревожно на сердце. Разведчики постоянно доносят: на нашем пути появляются подозрительные личности. Не сомневаюсь, лазутчики мятежников,— ответил начальник штаба Асатиани.
— Тогда усиль боковую разведку. Высылай разведчиков вперед отряда. Нас же две тысячи человек, даже в якутской тайге не укроешься.
— Я так и делаю, но разведчики возвращаются с пустыми руками. Еще не задержали ни одного лазутчика.
— Они ж лесные люди, встали на лыжи — и поминай как
звали,— сумрачно отозвался начальник головного эшелона латыш Ян Строд.
— У меня самые храбрые, самые умные командиры Асатиани да Строд. И что же они сегодня скисли? А кого мы только не били, орлы! Колчаковских генералов били, японцев под Ганготой лупили, чешских легионеров гнали, барону Унгерну шею накостыляли,— рассмеялся Нестор. — Прошли по забайкальским сопкам, через монгольские степи, тогда я не видел у вас унылых физиономий. Выпей, Строд, выпей, Асатиани, для подъема духа. — Нестор похлопал по плечу командиров, и большие глаза его заискрились.
Командиры выпили.
— Выйду на воздух,— поднялся Строд.
— Нам ли пугаться, Строд, мятежников с пистонными ружьями! Мятежных охотников да рыбачков станем разоружать словом правды, а не пулями. Якутов я видел, а тунгусов не видел. Якуты — добрый, простодушный народ, и тунгусы, думаю, их не хуже. Приедем в Якутск, разберусь кто враг, кто друг. Революционным чутьем определю,— добавил Каландарашвили.
– — К революционному чутью нужен строгий расчет,— все с той же сумрачностью возразил Строд.
— У тебя расчет, у меня порыв. Сердце часто подсказывает лучшие решения, чем самый трезвый ум,— возразил Нестор.
Строд. вышел на мороз и глубоко вздохнул, воздух, выдохнутый им, предостерегающе зашуршал, шуршание снежных кристаллов послышалось со всех сторон. В небе, непроницаемом от черноты,
От призрачного света душа Строда наполнилась белым безмолвием Севера. Он стоял как в забытьи, удивляясь тому, что снова оказался в тайге и, бог весть, выберется ли из нее.
Резко заскрипел снег. Строд обернулся. К нему подходил Асатиани.
— Тоже решил подышать свежим воздухом, но сразу дух перехватило. Черт знает какие морозы стоят! — сказал Асатиани.
— Дыши, но не говори. При «шепоте звезд» можно опалить легкие, и ты — жертва чахотки.
— Шепот звезд,— очень тихо и почему-то печально повторил Асатиани. — Поэтическое название дали якуты самым страшным таежным морозам. Почему?
— Не знаю, но думаю, они просто обожествляют грозные силы природы.
— Ты весь закуржавел, Строд.
— Сейчас и ты побелеешь. Стой и молчи.
052 -
1 ,
Они подняли головы к звездному небу, и каждый вспоминал свои небеса. Отроду чудилось косматое от сивых туч латвийское небо, Асатиани видел влажный густой синий бархат грузинских высот, но каждый думал об одном и том же — о тайге, таящей неожиданные опасности. Здесь можно ожидать всяких случайностей— от снежных ураганов до нападения мятежников.
— Меня удивляет, почему молчит Якутск. Что там происходит? Возможно, мятежники заняли город и перебили всех наших?— снова заговорил Асатиани.
— Да, странно. Очень странно. Молчат и командир якутского гарнизона, и губревком. Если мятежники перехватывают телеграммы, можно бы послать навстречу нам гонцов,— заметил в раздумье Строд.
— И гонцов можно перехватить. Не терплю неизвестности, предпочитаю встречаться с врагом лицо в лицо.
— А в тайге будет особая война. Война засад, ловушек, лесных хитростей, налетов из-за кустов.
— Дед-то, пожалуй, прав. Мятежники не солдаты, а простые охотники,— сказал после паузы Асатиани, с нежностью называя командующего «Дедом».
Почтительное прозвище «Дед» дали Каландарашвили его же партизаны, он гордился им как наградой, хотя ему не было и пятидесяти лет.
— Прав, да не совсем наш Дед. Мятежниками руководят опытные офицеры, офицерами — ненависть к нам и безумие отчаяния... Ну вот и ты побелел, как мраморная статуя, а я совсем закоченел в своей дохе.
Морозный туман опускался на вершины деревьев, закрывая строения почтовой станции, заиндевелых лошадей, понуро стоявших у кошевок.
Строд и Асатиани вернулись в школу. Здесь уже разгорелось веселье. Командиры замкнули в кольцо танцора, дружными хлопками поощряя его. В центре кольца плясал лезгинку Нестор, плясал самозабвенно, поднимаясь на цыпочки, крутясь волчком, длинные волосы закрывали лицо, подкладка черкески вспыхивала куском пламени.