Красные и белые. На краю океана
Шрифт:
пытаа»и олев а и ЛИ Л ° ШаД " Заржад "' зв0н,е защжм "
Опыт научил Строда быть осторожным, перед ночевкой он решил осмотреть Лисью Поляну: якутское, со свистящими со-' гласными, название Сасыл-Сасы резало слух, и почему-то настораживало, и словно в чем-то обманывало.
— Не признаю предчувствий, а все-таки Сасыл-Сасы — это скверно звучит,— сказал он.
С востока Лисья Поляна обрезалась сопкой, покрытой густым ельником, на западе соединялась с безымянным озером, и там находилось самое открытое место. С севера поляну
Чадила коптилка, потрескивали дрова, куржавела от мороза юрта. Разговоры угасли, командиры погрузились в сон. У ледяного окна, положив голову на щиток, дремал пулеметчик, светила легкая, как облако, луна.
У березовой рощицы, на дороге, ведущей в Амгу, часовые зябко постукивалй валенками, черной стеной поднималась тайга, из ее глубины донесся волчий вой и злобно взметнулся над Лисьей Поляной.
Потом все стихло.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
«Сняли три поста часовых. Красные^расположились в четырех юртах. Из труб идет слабый дымок, по-видимому, все спят».
Генерал Вишневский прочел донесение, широко перекрестился, сказал полковнику Андерсу:
— Пора начинать, брат-полковник...
Андерс отдал команду, продрогшие до костей дружинники расправили плечи, проверили оружие. Полковник вынул маузер из кобуры и первым, оступаясь в снег, зашагал на Лисью Поляну.
Генерал Вишневский, наконец, дождался своего звездного часа. Еще с вечера он стоял в засаде у Лисьей Поляны, разведчики аккуратно доносили ему о приближении отряда Строда.
Вишневский слышал, как красные вышли на Лисью Поляну, Все разнообразные звуки большой массы людей улавливал он, принюхиваясь к едкому запаху разводимых костров. Решил взять красных перед рассветом, когда сон особенно беспробуден Всю ночь держал генерал в напряжении себя и добровольцев, не позволяя ни вздувать кобтров, ни курить.
Все складывалось так, как хотелось Вишневскому, красные часовые убиты бесшумно, Строд и его бойцы спят, Андерс с офицерами беспрепятственно приближаются к юртам. Он взглянул на часы: бледные от фосфорического свечения стрелки показывали пять минут шестого.
Дружинники окружили яранги с красноармейцами, но и сами не заметили стоявшую поодаль юрту, в которой были Строд,
Джергэ, Донауров. Они входили в юрты, вздували камельки, собирали между спящими их винтовки. Кто-то обнаружил груду мильсовских гранат, вынес из юрты, швырнул в сугроб, словно гнилой картофель, кто-то будил красноармейцев: те приподнимали головы, зевали, потягивались. Один из бойцов попросил цигарку.
—- Закуривай и молчи. — Офицер сунул ему в рот папиросу.
— Что за человек? Ты откуда взялся? — недоуменно спросил боец, удивляясь длинной тонкой папироске.
— Не шевелись, болван! — с жестяной холодностью скомандовал офицер. — Комиссары арестованы, а вам ничего дурного не будет. Всех солдат Пепеляев возьмет в свою дружину.
В юрту вошел полковник
Что, проспали свободу, голубчики? Кто командир ?—* спросил он.
Из-за печки вылез Дмитриев, встал перед Андерсом.
— Я командир, а Строда тут нет.
— Где же он?
— А вот где! — Дмитриев ударом ноги опрокинул полковника, выскочил из юрты, на выходе столкнулся с дружинником, тот выстрелил в него, но не попал.
От выстрела проснулся пулеметчик, вышиб из окна льдину, заменявшую стекло, ударил из «люиса» длинной очередью в ночь.
Лисья Поляна ожила, заговорила, задвигалась. Красноармейцы вываливались из юрт, падали в сугробы, сухо защелкали револьверные выстрелы, зло заработали пулеметы.
Быстрота измученных таежными переходами бойцов поразила даже Строда; он вздохнул облегченно: замешательства нет, паника не вспыхнула. Всемогущий случай спас от разгрома его отряд, сознание воинского долга предупредило панику, ко еще никто, даже сам Строд, не понимал: спасение на Лисьей Поляне определено всем логическим ходом событий.
Уже два месяца скитались красноармейцы по снежным лесам Севера: спали у костров, ели мерзлый, твердый как гранит хлеб, постоянно, напряженно ждали встречи с противником. По ночам их не оставлял инстинкт самосохранения, сколько раз бойцы просыпались с криками «Белые, белые!», и долго не приходило успокоение, и таежная ночь переполнялась опасными шорохами.
Было еще одно обстоятельство, подготовившее спасение на Лисьей Поляне, — ненависть. Победа или смерть — девиз древний, но для бойцов Строда этот девиз имел психологическое значение.
Победа означала спасение себя вместе с утренними зорями, любимыми женщинами, смерть — конец света не только для
них, но и всего живого — сущего. Все это и еще многое иное, чему нет определения на языке страстей, сделало бойцов Строда хозяевами положения.
Но пепеляевцы продолжали владеть своим преимуществом: используя стога сена как прикрытие, они приближались к юртам. Строд уже слышал их прерывающееся сопение, в этот миг кто-то швырнул гранату в один из стогов. Сено вспыхнуло, стог кровавым фонтаном раздвинул туман. При ярком свете Строд сперва увидел Донаурова с новой гранатой в руке, потом черную цепь пепеляевцев: они шли молча, увязая в глубоком снегу.
— Андрей дал огоньку, молодец! — похвалил Строд и оглянулся.
Пулеметчик колдовал над своим «люисом»— перекосило патрон, и он зубами пытался выдернуть его из ленты, в спешке сломал зуб и хрипло дышал, выплевывая на снег кровавые сгустки.
— Сейчас, сейчас, подождите, я сейчас,— бормотал он, но открыть огня не успел.
Пуля разворотила ему голову. Строд шагнул к пулемету, но Джергэ опередил. «Люис» в ловких пальцах проводника заработал нервно, торопливо, Джергэ бил в упор, не целясь, пылающие стога хорошо освещали пепеляевцев.