Красные карлики

Белаш Людмила и Александр

– Не говори загадками, пожалуйста! – взмолилась Руна, кое-как сгребая покупки и боком отходя от кассы.

– Отгадай, отгадай, – захихикала Цанцукэ, играя ножками.

– Так. Сейчас. Он едет на большой-большой машине?

– Верно! Он пришёл ко мне с просьбой. Скажи, ты давала ему другое поручение, кроме работы на большой-большой машине? Какое-нибудь сложное задание, с которым одному не справиться?

– Да, – мгновенно поняла Руна. – Да! да! да! Ты сумеешь помочь ему?

– Я из рода цариц. Наш завет – не отказывать в просьбе.

– О, если бы я знала раньше, что ты можешь…

– Это урок тебе, моя горячая. В другой раз не таи гнетущие заботы от сестры. Итак, я даю ему согласие.

– Постой!

погоди… Скажи ему, что…

«А что я могу сказать? Ну, думай быстрей! Что хочу увидеть вновь живым и невредимым – но не таким, какой он впервые заявился к Френкелю!.. Хочу поговорить с ним подольше. Сходить куда-нибудь вместе. Нет, не так!.. неправильно!»

– …что я побывала у Ментона – он знает, кто такой Ментон – и договорилась насчёт починки, сервиса и прочего. Речь идёт о ремонте, если Форт вдруг поломается.

«Тьфу! тьфу! тьфу! только не это!»

– Правильно. Чтобы мужчина был исправным, надо заботиться о нём. Я ухожу из эфира, будь счастлива.

«О да, я буду счастлива! непременно! Когда выброшу его из головы!»

– Руна передаёт, что говорила о твоём ремонте с Ментоном и всё уладила. – Цанцукэ сложила и спрятала трэк за пояс, где телефон соседствовал с резным божком. – Я помогу тебе. Что нужно?

«Напрасно ты надеялся на пару ласковых, Железный Дровосек!.. – немного огорчился Форт. – Ну хоть с „Роботехом" утряслось!»

– Мне нужна твоя «Орта», ты в качестве пилота, Кайчеке и Бисайюге с их оружием и спасательный гравиплан.

– Замышляешь воздаяние кому-нибудь? или собираешься дерзко восстановить справедливость? – деловито поинтересовалась Цанцукэ, а Кайчеке с Бисайюге прислушивались с огромным любопытством, но не смели открывать рты прежде, чем жена закончит оговаривать условия.

– Я хочу вернуть себе имя и флаер.

– Святое дело. Нельзя жить без имени! Кайчеке, доложи о снаряжении.

– Пушка, ручные бластеры, газовые скорострелки и клинки. Этого хватит?

– С моей стороны – я, лайтинг и один здоровенный биндский десантник, очень злобный.

– А, Джифаренге, твой слуга, – Кайчеке потряс волосами. – Такое имя не дают за трусость. Годится, свояк! Когда вылетаем?

– Через сутки. – Форт проводил глазами солнце, почти утонувшее в гилее. – Через сутки мы будем в максимальном приближении к объекту, а за это время я должен кое-что подготовить.

Самым насущным оказался вопрос о цанце. Имелась в виду не состоявшаяся, надлежащим образом обработанная и подсушенная цанца, а, так сказать, цанца перспективная и вероятностная, которая пока что моргала, гримасничала и разговаривала на плечах Джифаренге. Отважный десантник, некогда рисковавший ею по двадцать раз на дню, снова готов был, очертя цанцу, броситься в самые опасные приключения, но наотрез отказывался сесть во флаере спиной к лайгито, пока те не оближут богов в знак того, что не притязают на его цанцу. Он, кто ещё недавно поглядывал вниз с крыши Буш-2 и ворчал: «Хоть с борта бросайся. Пешком быстрей дойдём. Где наша остановка?» – теперь соглашался десяток часов топать по гилею, палкой отбиваясь от лепидозавров, лишь бы не ощутить лайгитский клинок на горле. Он требовал клятвы Цанцукэ и боевых мужей.

– Не о чем тревожиться! – заверял Кайчеке. – Ты попал под амнистию царицы. Она родила зубастую крепкую дочку и на радостях помиловала столько числящихся в розыске, сколько дней вынашивала плод. Ты в их числе! а то бы мы давно тебя чикнули.

Но Джифаренге не унимался, пока Цанцукэ не вывела на экран милостивый ордонанс царицы Улькиличе IX в сетевой версии. По происхождению Цанцукэ имела доступ в царский регион сети, и Джифаренге наконец угомонился. Цанцукэ поругала его за недоверие, а Форт красноречиво

постучал пальцем по часам – из-за предрассудков почти час потерян!

– Наверстаем, – утешила Цанцукэ, устраиваясь в кресле пилота. – Если твои расчёты верны, свояк, мы будем у цели через треть планетарного часа. Держитесь крепче, я поведу «Орту» через препятствие.

Как выяснилось, это означало – «сквозь гилей».

А точнее – ниже полога леса.

Инерциометр Форта был вынослив и умел считывать самые причудливые смены ускорений. Но и он несколько смутился, когда «Орта», взмыв над кормовым сегментом, штопором вошла в лесную стену. Джифаренге зажмурился, оскалив зубы и намертво вцепившись в крепления. Желудок, сердце, печень – все органы внутри перемешались, ежесекундно их кидало в разные стороны, а за стеклом лобового обзора мелькали в лазерной подсветке сиреневые стволы, голубая листва, ультрамариновые сети лиан. Если бы не чёткое ощущение того, что флаер вьётся, как оса, можно было вообразить себе видеоигру «Полёт в Геенну», но крохотная женщина действительно вела машину внутри дикого леса, и лишь едва слышимые щелчки напоминали – «Орта» задевает о листву и сбривает мелкие сучки. Дециметр в сторону – и сук покрупнее проломит обшивку. Нырок вниз, толчок гравитора – пикирование и вновь подъём. Мужья сидели как влитые, волосы убраны, тела перепоясаны ремнями.

– Впереди поляна и сооружения, – доложила Цанцукэ, роняя флаер и смягчая посадку рывком направленного тяготения. – Дистанция триста восемьдесят метров. Занимайте места в гравиплане. На счёт «четыре» открываю трап-люк. Один…

Похожий на линзу гравиплан имел сверху порядочную выемку, с краёв прикрытую козырьком у места пилота и поручнями со всех других сторон. В армии «летучие тарелки» – не шумные, малозаметные, весьма маневренные, но с небольшим запасом хода – применялись в разведке и как эвакуатор раненых; Кайчеке, махнув через поручни, сразу залёг на месте рулевого.

– Два…

Бисайюге и Джифаренге разместились ловко – чувствовалось, оба не впервые прыгают в «тарелку», нагруженные снаряжением. «Тарелка» была биндской и видавшей виды – потёрта, поцарапана. На какой распродаже ухватила её Цанцукэ?

– Три…

Загрузился и Форт, бросив Кайчеке:

– Перепонку не закрывай!

– Четыре!

Трап провалился; Кайчеке послал линзу чуть вверх и назад – гравиплан упал в жаркую ночь термидора, завис на миг у земли и заскользил по воздуху, удалясь от «Орты».

Непроницаемая темнота и тяжкая жарынь. Писк, щебет, стрекотание, курлыканье, булькающие звуки, гортанные крики – гилей жил круглые сутки, пожирая и рождая, выгоняя ростки и перегнивая; пекло высокого летнего солнца сдерживало мощь его роста, но наливало соком зрелости плоды и готовило спорангии к туманному брюмеру и всемирному потопу плювиоза.

Жировало зверьё; недели сытости помогали зародышам быстрее вызреть – самки монстров, извиваясь и подёргиваясь, рожали в зелёной грязи болот осклизлых детёнышей, разрывали кучи прелого гнилья, чтобы потомство выбралось из лопнувших яйцевых капсул. И вся эта рать, от полинялых лепидозавров в шрамах драконьих битв до мелких юных бестиол, стремилась жрать, жрать, жрать, набивать брюхо, торопливо чавкать кровавыми обрывками мяса, тоннами уминать листву. Без остановки. С одной заботой – выжить, жить, произвести потомство, возвести ещё одну ступень лестницы, ведущей из мутного бульона довременных морей к колесу, письменности и мечте подняться до звёзд. Ещё не зародился каменный уголь, не образовались нефтяные залежи, лишь пузыри метана разбухали в мокрых торфяных пластах, а жизнь уже намечала себе будущее. Если только те, кто обогнал Планету Монстров на миллиард лет, не уничтожат зачатки будущего в несколько мимолётных столетий…