Красные листья

Симонс Паулина

— Вы просто не поняли, — замотал головой Джим.

— Ты совершенно прав, — бросил Спенсер. — Но мне хотелось бы все же понять, хотелось бы осознать, что заставило парня, которому двадцать один год от роду, перепугаться настолько, что он оставил свою мертвую приятельницу лежать под снегом до самой весны.

— Я испугался за себя, — сказал Джим. — Я понимаю, это звучит ужасно…

— Это действительно звучит ужасно, — сказал Спенсер.

— Я знаю. Но это правда. Я просто не знал, что мне делать! Я запаниковал. Я не переставал думать об этом. И затем сегодня,

когда я понял, как это ужасно будет выглядеть, звонить вам было уже поздно.

— А снег опять покрыл все своим пушистым ковром, — сказал Спенсер.

Джим покраснел, как если бы, наконец, понял значение того, что сказал Спенсер.

— Да, снег, — слабо произнес Джим.

— И что это для тебя означало?

— То, что шел снег, означало, — произнес Джим убитым голосом, очень тихо, чуть громче шепота, — что, может быть, он покроет мои следы и… ее ботинки тоже…

— И?

— И что?

— И если твои следы будут покрыты снегом и ее ботинки тоже покроет снег, то что?

— То, может быть, пройдет еще какое-то время, пока ее найдут, и это на мне не отразится.

Спенсер и Уилл обменялись холодными взглядами. Уилл покачал головой. Спенсер тоже покачал головой и воздел глаза к потолку.

— Джим, я не верю своим ушам. Честно говорю, не верю. Это поразительно. — Спенсер повысил голос: — Я просто не могу поверить, что ты, обнаружив мертвым человека, с кем был близок в течение трех лет — неважно в каком смысле, — бросился бежать, как последний трус, поджав хвост, назад в свою пещеру в надежде на то, что никто ее не найдет.

Джим закрыл глаза.

— В конце концов, — произнес Спенсер сквозь сжатые зубы, — спустя месяц или два, скажем во время февральского зимнего карнавала, ты, может быть, вскользь упомянул бы в разговоре с Конни и Альбертом, что вот, мол, Кристины что-то не видно. А они бы удивленно так округлили глаза: мол, да, действительно, куда это она подевалась?

Джим потер свои закрытые глаза и устало произнес:

— Послушайте, сегодня у меня самый тяжелый день в жизни. Сегодня я пропустил все занятия, чего до сих пор никогда не делал. Я очень расстроен.

— А может быть, хватит нас дурачить? — произнес громко Уилл Бейкер. Теперь наступила очередь Спенсера положить руку на его плечо.

— Весь день я прятался среди стеллажей библиотеки, — продолжал Джим. — Если бы не Аристотель, который сидел в моей комнате, я бы не ушел оттуда до утра. Когда я возвратился после прогулки и увидел вас, стоящего у моей двери и ожидающего меня, я почувствовал облегчение. Я бы все равно пришел к вам, рано или поздно. Я бы не смог с этим жить.

— Не смог бы, а? — сказал Спенсер. — Да, парень, в тебе полно дерьма. Оно переливается через край. Послушай, я работаю в полиции одиннадцать лет. Больше трети своей жизни. Я понимаю, когда при совершении преступления человеком руководит страсть. Это я понимаю. Я понимаю ревность, я понимаю жадность, алчность. Я понимаю гнев, ярость, месть и шантаж. Но вот чего я не понимаю, так это молодого человека, оканчивающего юридический колледж и собирающегося поступать в университет,

человека, предполагающего всю свою последующую жизнь посвятить служению закону и все такое прочее, который натыкается на свою мертвую знакомую и со всех ног бежит и прячется под стол. Такое просто нельзя вообразить.

Спенсер повернулся к напарнику и, искренне возмущаясь, спросил:

— Уилл, ты можешь это понять?

— Какое там, — отозвался Уилл.

Спенсер встал и несколько прокурорским голосом сказал:

— Джим, ты собирался стать юристом. И, наверное, хорошим.

Джим кивнул, не поднимая глаз.

— Так вот, у нас пока нет других подозреваемых. Только ты. Я понятно излагаю?

— Не знаю. — Полностью раздавленный Джим сидел, не поднимая глаз.

— Не знаешь? Вот здесь я тебе верю, — сказал Спенсер, делая знак Уиллу вывести Джима из комнаты. — Кстати, как нам связаться с ее семьей?

— Что? — вздрогнул Джим, как будто его что-то поразило. Уилл осторожно поднимал его со стула. — Она не очень-то любила распространяться насчет своей семьи.

— Она имела обыкновение уезжать куда-нибудь на Рождество или Благодарение?

— Нет, — грустно произнес Джим, — никуда она не уезжала. Один раз она ездила со мной. Как-то, мне кажется, она ездила с Конни и Альбертом к родителям Конни. Но чаще просто оставалась в Дартмуте.

— Ты хочешь сказать, что у нее не было родителей — ни матери, ни отца?

— Не знаю. Я думаю, ее отец умер. Она практически ничего не рассказывала о своей семье.

— А другие родственники у нее были? Братья? Сестры? Бабушка с дедушкой? Тети?

Джим почесал голову и неуверенно ответил:

— Мне кажется, ее бабушка умерла этим летом.

— Умерла? Хм, в любом случае это нам не поможет. Прежде чем медэксперт сможет приступить к вскрытию, тело Кристины нужно идентифицировать. У нас, конечно, есть время. — Спенсер помолчал. — Она должна быть вначале разморожена.

Джим передернулся.

— А где жила ее бабушка?

— Где-то у озера на запад отсюда. Не так далеко, у большого озера. Не могу вспомнить названия, длинное такое, странное название. Индейское или что-то в этом роде.

— Озеро Уиннипесоки? — спросил Уилл.

— Да-да, оно! — воскликнул Джим.

Спенсер кивнул:

— Уилл, возьми у мистера Шоу кровь на анализ и образцы волос. А также образцы шерсти с его свитера и отпечатки подошв его ботинок фирмы «Док Мартенс».

— Хорошо, — сказал Уилл и наклонился к Спенсеру.

— А как насчет тех двоих?

— Ах да, они! — Спенсер совсем о них забыл.

Пока Уилл возился с Джимом, Спенсер заглянул в комнату Альберта.

— Не беспокойтесь. Мы о вас не забыли. Подождите еще чуть-чуть.

Альберт кивнул.

— В туалет не хотите?

— Я ничего накануне не пил, поэтому нужды не испытываю, — ответил Альберт.

Спенсер принес ему чашку кофе и пошел сказать Конни, что скоро придет к ней.

Спенсер и Уилл, прихватив с собой Джима, сели в машину и в молчании направились в медицинский центр Дартмут-Хичкок, на опознание Кристины.