Красные лошади (сборник)
Шрифт:
Пользы от них на ломаный грош. Они мне как сор в глазах. Я бы позади войска старух поставил злых, с розгами.
Капитан, душа, как бы ты поступил на его месте? Это спросил сосед в сиреневом халате, позже Алька узнал, что он майор, командир танкового батальона.
Я детдомовец. А он У него, может, талант на скрипке играть. Может быть, он поэт, вон у него какой нос острый, как гусиное перо.
Алька засыпал, безразличный к своей дальнейшей судьбе. Сон заботливо отгораживал его от обид сегодняшних и, напротив, предлагал ему, как
Алька видел свой класс, мальчишек, стриженных под полубокс, девчонок с косами стриженая была только Лялька, полное имя Ленина.
Из окна сильно дуло. Он смастерил вертушки из плотной бумаги, раскрасил их, пришпилил по периметру рамы булавками. Вертушки резво крутились и шелестели. Завуч Лассунский сказал, сбивая вертушки указкой:
Аллегорий, с твоим умственным развитием это занятие не вступает в противоречие ни в коей мере. Но возраст! Борода еще не тревожит?
Нет пока.
Двухпудовку сколько раз выжимаешь?
Один раз всего Не выжимаю толкаю.
Так и запишем бездельник.
После уроков его оставили заклеивать окна. Гейка Сухарев остался ему помогать да Иванова Ленина.
С Гейкой Сухаревым они дружно сидели за одной партой с третьего класса. Они все пришли из разных школ в эту новую, остро пахнущую штукатуркой. Воспитателем у них стал Лассунский Исидор Фролович. Позже они узнали, что он учится по вечерам в университете. Еще позже они придумали ему кличку Асмодей, а еще позже он стал у них завучем, но воспитателем так и остался.
А тогда он спросил:
Ну-с, художники у нас есть?
Алька и Гейка поднялись из-за парты, посмотрели друг на друга с некоторым вызовом и удивлением.
Гео Сухарев.
Аллегорий Борисов.
Ну и ну Паноптикум
Они поняли по этому ну и ну, что отношения с воспитателем обещают быть весьма поучительными.
Лассунский велел им нарисовать дома стенную газету Бюллетень к столетней годовщине со дня смерти Александра Сергеевича Пушкина.
Александр Сергеевич, сказал он. Так просто и так значительно. То-то, Гео и Аллегорий.
Они трудились три дня у Гейки на кухне на полу. Гейкины взрослые сестры перешагивали их небрежно. Небрежно смеялись над ними. Одна из сестер курила.
Кроме названия с завитыми до неузнаваемости буквами, они нарисовали большое 100 с портретом Пушкина-мальчика в одном нуле и Пушкина-взрослого в другом, силуэт памятника Пушкину в Москве, Медный всадник, Черномора, Руслана, кота, дуб, тридцать витязей чередой, их дядьку морского акварельными красками.
Посмотрев газету, Лассунский сказал:
Ну и ну Бюллетень пишется с двумя л. Можно было заглянуть в словарь или спросить. Места для текстов вы не оставили почему?
Они возразили запальчиво:
Зачем для текстов? Пушкина наизусть нужно знать.
А если кто-нибудь захочет выразить чувства?
Пускай вслух выражают.
Лассунский
Необходимо думать. Пять минут размышлений, перед тем как начать дело. Пять минут размышлений сэкономят вам дни, может быть, недели может быть, жизнь. Вперед, мальчишки, вперед к свету. Кстати, вы умеете размышлять?
Они попробовали.
Слово бюллетень, хоть и с двумя л, в этом деле им показалось неправильным. Пушкин не больной инвалид, чтобы ему бюллетень, он коварно убитый на дуэли великий поэт. Ему памятник! Чтобы как живой.
Они шумно написали: Наш памятник замечательному великому поэту Пушкину Александру Сергеевичу! Посередине листа нарисовали памятник Пушкин в окружении пионеров с цветами. Под ногами у Пушкина двуглавый орел царский разбитый. Вокруг постамента декабристы стоят гордые, под каждым фамилия. По краям листа в виде рамки много картинок ярких, но мелких. Места для выражения чувств в письменном виде осталось хоть и немного, но, по их размышлениям, достаточно. Кто писать-то будет: Верка Корзухина, Люсик Златкин, ну еще Молекула лупоглазый.
Гейкины красивые сестры перешагивали их с опаской, боясь наступить в блюдце с тушью или опрокинуть стаканы с кистями. Пол вокруг стенгазеты пестрел разноцветными кляксами. Гейкина мать и Гейкин отчим в сторонке месили тесто для пирогов. Уходя, Алька встретил на лестнице старшину-подводника, широченного, как платяной шкаф. Старшина шел свататься к старшей Гейкиной сестре.
Лассунский газету долго рассматривал, качал головой, улыбаясь.
Теперь ваши размышления видны и понятны. Самомнения у вас многовато, но все же неплохо. Вы не такие уж и тупицы, как я себе представлял.
Он их все же любил. Вперед, мальчики, говорил он в минуты затишья. Вперед к свету
Очнулся Алька на второй день. Разглядел брезентовый косой потолок, птицы над потолком пронзительно и заунывно кричали.
Настроение в палатке было сумрачное, насупленное. Да и сама палатка прищурилась как бы то ли от папиросного дыма, то ли от сырости. Майор Андрей Николаевич лежал, обложившись томиками Гарина-Михайловского. Майор-танкист сидел на тумбочке у входа, смотрел на природу слепым лунем. Капитан Польской в проходе жал стойку. Он касался носом пола и наливался при этом пунцовой натугой. Стойку он не дотягивал, но горделиво выпрямлялся, играл напоказ калеными мускулами и поджимал живот.
Зачем вы столько затрачиваете силы? сказал Алька. Стойка это так просто. Это как взмах.
Андрей Николаевич шевельнулся резко, томики Гарина-Михайловского попадали на пол. Майор-танкист повернулся на тумбочке.
Тише, бабушка, прошептал капитан Польской и захохотал вдруг. Ну, фитиль! А-а Ну, кто прав? Он обсверкал соседей смурными глазищами. Я ж говорил все на пользу. Подошел к Альке, погрозил жестким пальцем: А ты, Аллегорий, обманщик. Пока ты целые сутки бредил и метался, мы все про тебя узнали. И про Ляльку узнали.