Красные петунии

Уокер Элис

Постскриптум: Гавана, Куба, ноябрь 1976

Я в Гаване с группой негритянских деятелей искусств. Это утро мы провели без наших кубинских хозяев, рассказывая друг другу, чего каждый из нас добился в своей работе в США (среди нас не было равнодушных к политике). И я прочла свою «Льюну».

Я сижу в ресторане «Гавана Либре», высоко над прекрасным городом, с одним из наших — художником-монументалистом и фотографом. Мы знакомы поверхностно, хотя и много лет. Это красивый коричневый статный человек тридцати с лишним лет. В шестидесятые годы он создавал эскизы и расписывал городские стены для СККН и для «Черных пантер» и сейчас был недоволен тем, что мы не увидели ни одной фрески на довольно унылых стенах города, даже рассердился, услышав от кубинских художников, что Куба — это, мол,

не Мексика, «у нас нет традиции стенной росписи». «Задача революции,— кипятился Наш Монументалист,— создавать новые традиции». И он с таким пылом доказывал, что его искусство служит революции, что произвел на кубинцев очень сильное впечатление, полностью истощив, правда, их терпение. Они возили нас по городу, показывали огромные плакаты, воспевающие социалистические идеи и героизм таких людей, как Ленин, Камило [9] и Че Гевара, и приговаривали: «Вот, вот наши фрески».

9

Камило Сьенфуэгос (1932—1959) — народный герой Кубы, один из руководителей борьбы против диктатуры Батисты.

За ленчем я спросила Нашего Монументалиста, нравится ли ему «Льюна» и в частности заключительная часть.

— Не особенно,— ответил он.— У тебя слишком ветхозаветный взгляд на человеческую природу. Ты не можешь себе представить человека без совести, не утруждающего себя заботой о душе, поскольку он давно ее продал. Короче,— сказал он,— ты не понимаешь, что некоторые люди попросту порочны, это опухоль на теле народа, и лучше совсем ее вырезать, чем пытаться понять, сдержать или простить. Твой Фредди Пай,— тут он засмеялся,— мог насиловать белых женщин по указанию правительства.

«Ого! — подумала я.— Ерунда, конечно, но, может, в ней есть и глубокий смысл?» Я задумалась.

— Я бываю наивной и сентиментальной,— кинула я пробный шар. Я бываю и такой, и этакой, но часто не без умысла. Это тактический ход, провоцирующий собеседника.

— Тебя ошарашили мои слова.— И он снова засмеялся.— Хотя ты уже знаешь, что за деньги черные взрывают других черных, подряжаются на убийство Брата Малькольма, могут снять план спальни Фреда Хэмптона, чтобы негодяям было удобно застрелить спящего человека, но тебе пока трудно поверить, что негра можно нанять, чтобы он насиловал белых женщин. Однако задумайся на минутку и поймешь, что это идеальный подрывной акт. Наберите побольше негров, дайте им изнасиловать побольше белых женщин или обвините их в этом, и любое политическое движение, сметающее расовые границы, обречено на провал. В жизни действуют гораздо более серьезные силы, чем в твоей истории,— продолжал он,— ты мыслишь в категории чувств, рассуждаешь о вожделении, ярости, медленно переходящих в агрессию и расовую ненависть. Но нельзя забывать и о деньгах — кто знает, не идут ли налоги, которые мы платим, в карман насильников. Не забывай и о сохранении статус-кво, милого сердцу тех, кто платит. Я хорошо это знаю,— сказал он,— потому что мне самому предложили «подработать» в этом роде, когда я был голоден и раздавлен.

— Но ты на это не пошел?

Он нахмурился.

— Ты все о своем. А может, и согласился, почем ты знаешь? За это платили, а я голодал.

— Ты на это не пошел,— повторила я.

— Нет,— сказал он.— Ко мне обратилась черно-белая «команда». У меня хватило сил выставить их из комнаты.

— Но даже если Фредди Пая подкупили, чтобы он изнасиловал Льюну, все равно непонятно, зачем он снова пришел.

— Возможно, мы никогда этого не поймем,— сказал Наш Монументалист.— Положим, ему заплатили за подрыв черного движения на Юге, наняли изнасиловать белую женщину. А когда он немножко поумнел, то оценил, как много сделала Льюна, не позвав никого на помощь.

— Значит, у него все-таки есть совесть — ведь ты это имеешь в виду?

— Может быть,— сказал он, но в глазах его ясно читалось, что я ничего не понимаю в порочности, властности и испорченности современного человека.

Но он, конечно, ошибался.

Перевод А. Медниковой

Стоит ли терпеть этот садо-мазохизм?

(Документ времени)

Дорогая Люси,

ты спрашиваешь, почему я обидела тебя на балу, который мы устроили в помощь движению «Женщин — на

выборные должности!». Мне понятны твое изумление и твоя досада. Ведь бал мы задумали вместе и, как всегда, хотели собрать полный горшок денег на правое дело. А сама идея какова?! «Нарядитесь феминисткой, которой вы восхищаетесь». Но откуда же мне было знать, что ты восхищаешься Скарлетт О’Хара [10] ,— вот отчего в первую минуту я просто опешила.

10

Скарлетт О’Хара — героиня романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», по которому был поставлен известный фильм.

Возможно, мне стоит еще раз сбегать на этот фильм. Не знаю. Теперь я спокойней отношусь к картинам, которые в детстве причиняли мне боль, иногда даже смеюсь там, где раньше возмущалась. Нет, слишком уж властно Скарлетт гоняет свою чернокожую служанку по лестницам, а Присси вынуждена паясничать — ее покорная, коверканная речь до сих пор звенит у меня в ушах.

Есть и еще одна причина, почему я не могла заговорить с тобой на балу, она тоже имеет касательство к напряженному молчанию между нами, к ожесточению и недоверию. Ведь в тот день я провела свое последнее занятие в нашем университете, а оно получилось тяжелым и безрадостным.

Помнишь, я тебе рассказывала об этих своих занятиях? Их темой был бог. Бог как внутренний голос, сокровенный дух, как потребность человека, попавшего в страшную беду, искать совета и утешения в собственной душе и находить там это утешение, словно оно ниспослано свыше.

(Меня всегда забавляло, что бог, который говорил с Гарриет Табмен [11] и Соджорнер Трус [12] , изрекал именно то, что они хотели услышать, да и древние евреи Ветхого завета получали от своего бога такую же поддержку.)

11

Гарриет Табмен (1820—1913) — одна из видных деятельниц борьбы за свободу негров, организовывала побеги невольников, во время Гражданской войны — разведчица и сестра милосердия.

12

Соджорнер Трус (1797—1883) — известная участница борьбы негров против рабства, пропагандистка, оратор.

И вот в рассказах чернокожих о том, как их хватали и отправляли в Америку влачить до конца дней рабское существование, я увидела проявление этого сокровенного духа, внутренней потребности в самоутешении, увидела стремление искать бога в собственной душе. Чудесный человеческий дар! Природа создала нас со способностью к речи, но она вложила в нас и способность познавать, ощущать бога. Это ощущение или, по крайней мере, его возможность наложены в нас от рождения.

Ничего нового, я думаю, в этой идее нет, однако мне после того, как я прочла пять-шесть рассказов, она показалась откровением: негритянку хватают, обращают в рабство, избивают, морят голодом, насилуют, делают матерью, хотя ей хочется совсем других детей, а она прячется где-нибудь в укромном местечке на поле, среди сена и домашней скотины и находит в своем сердце единственные утешение и любовь, какие ей суждено получить в жизни.

Такое впечатление, будто все эти женщины отыскали в своем внутреннем «я» какого-то близнеца, который спасал их от непереносимой боли в поруганной душе, от постоянного одиночества; и он, этот близнец, есть в каждом из нас, стоит только его призвать.

Чтобы подготовить группу к такому пониманию бога, я попросила их прочесть те рассказы и самим написать похожие истории, представив себя на месте невольниц. Еще я дала им задание объяснить их собственное отношение к богу как внутреннему голосу.

У меня собрались удивительные слушательницы, Люси. Женщины всех цветов кожи и всех возрастов, всех ростов и габаритов, всех слоев общества и всех убеждений. Нормальные и чокнутые, мужененавистницы и матроны с детьми, проститутки и девственницы — всякой твари по паре. Чудесная группа! И хотя сначала они боялись признаться — кто же в наши дни рискнет серьезно обсуждать религиозные вопросы? — почти все они тут же почувствовали, что именно я имела в виду под «богом» как внутренним, сочувствующим духом.