Красные пианисты
Шрифт:
«Нет ни одного честного француза, который не приветствовал бы победу России.
Германская армия, почти полностью брошенная начиная с июня 1941 года в наступление на всем протяжении этого гигантского фронта, оснащенная мощной техникой, рвущаяся в бой в погоне за новыми успехами, усиленная за счет сателлитов, связавших из честолюбия или страха свою судьбу с Германией, — эта армия отступает сейчас под ударами русских войск, подтачиваемая холодом, голодом и болезнями.
…В то время как мощь Германии и ее престиж поколеблены, солнце русской славы восходит к зениту. Весь мир убеждается в том, что этот 175-миллионный
Французский народ восторженно приветствует успехи и рост сил русского народа, ибо эти успехи приближают Францию к ее желанной цели — к свободе и отмщению».
Глава шестая
Старший криминальный советник, следователь гестапо Карл Беккерт любил свой маленький кабинет на Принцальбрехтштрассе, 8. Здесь он провел лучшие часы своей жизни. Нередко он приходил сюда и в воскресные дни. В эти дни огромное здание, как правило, пустовало. В его гулких коридорах царила тишина. Окна кабинета Беккерта выходили на улицу, но шум уличного движения не мешал ему. Количество машин в Берлине росло, но росла и известность центральной резиденции гестапо. Владельцы автомобилей старались объезжать этот отрезок улицы. С началом войны, когда был введен лимит на бензин, а потом частникам и вовсе перестали выдавать горючее, количество машин на улицах Берлина резко уменьшалось.
Летом в распахнутое окно в кабинет Беккерта доносилось пение птиц из парка. Оно настраивало его на элегический лад, он вспоминал свое детство и юность.
Беккерт был родом из Восточной Пруссии. Он вырос в семье лесничего и собирался наследовать дело отца.
Во время летних каникул отец часто брал с собой Карла в лес. Он быстро научился различать голоса птиц и зверей, знал повадки животных, разгадывал их уловки, читал следы.
Однажды отец взял его на отстрел косули. На лужайке, покрытой синими лесными незабудками, они увидели грациозное, красивое животное. После бега оно остановилось. Его пятнистые бока то западали, то вздымались: косуля тяжело дышала.
— Хочешь выстрелить? — шепнул отец.
— Хочу.
Прогремел выстрел — косуля упала. Они побежали к ней. Но Карл не убил косулю, а только ранил. Она лежала на боку, судорожно взбрыкивая задними ногами, пытаясь подняться. Когда люди подбежали к ней — замерла, притворилась: сработал инстинкт — вдруг люди сочтут ее мертвой и уйдут. Прошло какое-то время, и косуля приоткрыла глаз. Четырнадцатилетний Карл поймал ее взгляд, полный мольбы и страха. Он не выдержал, отвернулся. Тут раздался еще один выстрел — косулю добили. Карл вдруг заплакал…
Потом ему приходилось стрелять, в семнадцатом году, на фронте. В него стреляли. И он стрелял.
После демобилизации работал егерем. Но Карл никогда больше не убивал животных. Он, конечно, сопровождал охотников, но сам не стрелял. Это не доставляло ему удовольствия.
Неисповедимы пути Господни! Не познакомься он на охоте с Рудольфом Дильсом, так бы и остался егерем, а теперь уже, наверное, стал бы лесничим. С помощью Беккерта Дильс с компанией выследили и застрелили матерого кабана. Кабан был хитер, сбил со следа собак, и, если бы не Карл, они наверняка
После окончания полицейской школы Беккерта зачислили в штат Рудольфа Дильса…
Беккерт встал и подошел к окну. На улице лежал снег. Окна в кабинете были оклеены бумажными полосками. Зима сорок первого года выдалась непривычно суровой для Германии. Война как бы прорубила зияющее отверстие в стене, отделяющее Германию от России, и из России в это зияющее отверстие потекли потоки холодного, морозного воздуха.
В кабинете было жарко натоплено, и отогревшаяся канарейка Симка в клетке на маленьком столике у окна весело щебетала.
Когда Беккерт принес в кабинет клетку с канарейкой, его коллеги отнеслись к этому поступку как к чудачеству сослуживца. Но потом привыкли к птичке, а некоторые, устав от допросов, заходили к старшему криминальному советнику послушать пение Симки. Они утверждали, что ее пение хорошо действует им на нервы.
Для Беккерта канарейка была почти членом семьи. Во всяком случае, он заботился о ней, как о близком существе.
Беккерт подошел к кафельному щиту в углу, прислонился спиной к гладкой теплой поверхности. Его правая, трехпалая рука — мизинец и безымянный палец ему отстрелили на фронте — прижалась к теплому кафелю: к непогоде она болела.
Беккерт недавно перенес жестокое воспаление легких, а чуть позже — сильный катар. Его нередко знобило. Погрев спину и изуродованную руку, Беккерт вернулся к столу и сел в кресло с высокой спинкой.
Был воскресный день. Карлу надо написать ответ на запрос министерства иностранных дел. Бумагу из министерства в субботу ему передал Генрих Мюллер.
Сначала, когда Генрих Мюллер вызывал Беккерта, минуя его непосредственных начальников, те косились на него: почему группенфюрер Мюллер, шеф гестапо, игнорируя их, обращается прямо к Беккерту?
Беккерт никогда не рассказывал коллегам о том, что Мюллера он знает много лет, что они познакомились еще в начале двадцатых годов.
Но опять-таки с Мюллером его свел Рудольф Дильс.
В его аппарате он работал с 1924 года.
Между полицейскими службами земель (провинций) тогда существовала практика обмена сотрудниками.
По обмену Дильс на год отправил Карла Беккерта в Мюнхен. Там он и познакомился с чиновником баварской политической полиции Генрихом Мюллером. Мужиковатый, с неприметной внешностью, Мюллер обладал исключительной памятью. Его мечтой было создать централизованное досье, содержащее карточку на каждого гражданина Германии, достигшего двадцатилетнего возраста.
Будучи на стажировке в Мюнхене, Беккерт одно время следил за будущим фюрером Германии Адольфом Гитлером.
Вместо года Беккерт задержался в Мюнхене на целых три: он, в общем, понравился Мюллеру. Но Дильс все же востребовал его назад в Кенигсберг. Вскоре после возвращения Беккерт женился. Родился сын. Через два года Урсула заболела воспалением легких и умерла.
Второй раз Беккерт жениться не стал. Служба требовала много времени. Сыном заниматься тоже было некогда, и он рос у родителей Карла.