Красные волки, красные гуси (сборник)

Галина Мария Семеновна

– Ты орла своего с Вовкой не равняй. Вовка последний раз уписался всего два года назад.

– Ну вырастет же он, дай бог… Лично я тебя прошу, Лесь, понимаешь? Лично.

– Если ты ждешь, что я буду тебе докладывать…

– Незачем мне это. Без тебя, знаешь, найдутся. Ты только за Себастианом присмотри.

Он вздохнул и извлек из ящика стола пухлый том.

– Американские «Анналы» пришли. Хочешь посмотреть?

Я насторожился.

– А что?

– Да там, Смитсоны…. доктор Шапиро, знаешь такого? Так он примерно те же разработки ведет, что ты с этим своим… как там его?

Только они свою модель на ископаемом материале строят – они в Австралии копали. Первая комплексная экспедиция, между прочим. И в Африке. Я так подумал, что тебе интересно будет.

Сукин сын, мерзкий паршивый сукин сын… обложили они меня, со всех сторон обложили. Я молча взял журнал, развернулся и пошел к выходу.

– И тебе пора о докторской подумать, – сказал Гарик у меня за спиной.

* * *

Вернувшись в лабораторию, я занялся журналом – сначала неохотно, потому что ощущал себя опоганенным. Дозволенная храбрость – уже не храбрость. Мерзко, когда каждый твой шаг отслеживается, но еще омерзительней, когда все, что ты делаешь, просто равнодушно принимают к сведению. Но в конце концов я увлекся – Шапиро начал с того же, что и я… умные идеи приходят в умные головы одновременно… стоило появиться достаточно сложным машинам… Обидно – Ким все на ощупь осваивал, железо сам собирал, из тех списанных деталей, что я ему притащил. А у них мало того, что машины в свободном доступе – покупай, не хочу, – так еще и средства для этой экспедиции на Зеленый Континент выделили.

Киму я позвонил с улицы, из автомата – полная глупость, раз уж они и так все про нас знают. Сказал ему про Шапиро – он сразу загорелся и затребовал журнал. Я сказал, занесу на днях, сейчас не до этого… и вообще, ты пока сам, ладно?

– Нас накрыли? – сообразил он.

– Вроде того. Васька-то твой как?

– Получше. На глазах прямо… А то ты знаешь, он чихал так и понос…

– Ладно-ладно, – торопливо сказал я, – потом расскажешь.

Когда я вернулся в лабораторию, позвонила Валька. Голос у нее был виноватый.

– Твой Гарик сегодня приезжал. Ни свет ни заря… – сказала она.

Я хмыкнул.

– Я, кажется, погорячилась.

– Кажется.

– Ты с ним не конфликтуй.

– Да я и не конфликтую.

– Он уж так извинялся… сказал, чтобы я сразу к нему обращалась, если что… он тебя на завотделом продвигать собирается, ты знаешь?

– Понятия не имел.

– Им сверху план спустили. Люди им нужны – на руководящие…

– Понятно.

– Ну хватит дуться, – вспылила она. – Я же сказала, что погорячилась.

Теперь она надолго притихнет, раз уж убедилась, что единственным, кого я притащил в наше семейное гнездышко в ее отсутствие, оказался всего-навсего бестолковый родственник доброго и мудрого начальника. В конечном счете я же для нее и старался – вон Гарик какие золотые горы теперь сулит. То, что он меня фактически загнал в угол, я ей говорить не стал – пусть себе радуется.

А еще через полчаса позвонил Себастиан.

– Мне так неловко, Лесь, – начал он с места в карьер.

Я сказал:

– Ладно, проехали.

– Гарик сказал, он все уладил. Это… недоразумение…

– Я же сказал – проехали.

– Тогда я хотел

попросить тебя об одном… еще об одном одолжении.

Я прикрыл глаза и вздохнул.

– О господи… Ну, что еще?

– Это для Бучко, – пояснил он, – понимаешь… друг моего родителя держит галерею в Пассаже. Я подумал – если там картину выставить… Это очень престижная галерея, его имя прозвучит, ты понимаешь? Появятся покупатели.

– Я очень рад за Бучко, – сказал я. Он мне и вправду понравился. – А причем тут я, собственно?

– Доминик мне не поверит. Он, когда я живописью занялся, был против – пустое, говорил, дело. Решит, что это опять одно из моих увлечений…

– Он же галерейщик, нет? Искусствовед. Что он – в живописи не понимает? При чем тут я?

– Ты же знаешь, Лесь, как они к авангарду… А ты сумеешь его убедить – люди в таких вещах разбираются.

– Да я ж не художник…

– Художнику он как раз и не поверил бы. Художник лицо заинтересованное. А ты – человек культурный.

Чертов Гарик, наверняка ведь слушает… так, значит, они и вправду везде понатыкали своих жучков. А я еще, дурак, не верил.

– Себастиан, – сказал я, – а чем ты вообще занимаешься? Ты что, хронически свободен, что ли?

Он удивился.

– Так ведь каникулы.

– Да, – сказал я, – верно. Каникулы.

Худсалон Доминика и впрямь располагался в самом престижном месте города – гигантском торговом центре, накрывшем своим стеклянным куполом целый квартал между проспектом Дружбы и Суворовским бульваром. Выходившие во внутренний дворик многочисленные балконы и галереи соединялись ажурными пролетами мостиков, а то и вовсе мощными встречными воздушными потоками, что позволяло мажорам с их недоразвитыми крыльями испытывать полноценное ощущение полета. Вверх и вниз бесшумно сновали предназначенные для людей кабины из зеркал и стекла – такие просторные, что ими не брезговали пользоваться и мажоры. Меж степенными прохожими раскатывали роллеры – мода, проникшая и в Нижний Город. Мажоры выглядели на роликах гораздо грациозней своих человеческих сверстников – они лихо удерживали равновесие, плавно поводя крыльями.

Тут были выставочные залы, музыкальные салоны, лавочки народных промыслов, кегельбаны, кинотеатры и многочисленные кафетерии – сплошь, разумеется, вегетарианские, но кормили в них действительно роскошно: на любой вкус.

– Сегодня я угощаю, – сказал Себастиан. – Только вот картину пристроим…

Мы пробивались сквозь толпу праздной, нарядно одетой публики.

Себастиан ни с того ни с сего сказал:

– А в Нижнем Городе не так.

– Да ну?

– Я не понимаю… Это из-за того, что… словом, из-за репрессивной политики?

Я ответил:

– Не знаю. Отчасти, разумеется, там не сливки общества селятся… А отчасти и здесь показуха. Сам знаешь, как это бывает: вбухают кучу денег в какой-то проект идиотский, а потом носятся с ним… Пропаганда, да и…

Я замолк, всматриваясь в толпу.

– Ты что, Лесь?

Я покачал головой.

– Не знаю… так, показалось. Ну, где там твой худсалон?

Салон Доминика был на третьем уровне, его вывеску украшала эмблема – бледный фосфоресцирующий полумесяц.

Себастиан обрадовался.