Красные журавли (сборник)
Шрифт:
Миусов был без фуражки, в старой, изрядно потёртой кожаной куртке, волосы у него были спутаны, на загорелом лице начала пробиваться щетина брился-то он часа в четыре утра. Но врач, поспешивший к машине, сразу разобрался, кто есть кто, и, обойдя щеголевато и модно одетого техника, вполголоса объяснил Миусову, что лётчик жив, но транспортировать его не стоит: он обречён, жить ему осталось считанные минуты. И, задержавшись взглядом на рубленом лице Миусова, торопливо добавил:
— К сожалению, это тот самый печальный случай, когда медицина бессильна.
Миусов выдержал паузу, критически разглядывая докторскую лысину, неуклюжую рыхлую фигуру с заметно очерченным
— Кто вы такой?
— Врач. Я работаю в травматологии, у меня двадцатилетний хирургический стаж, — с некоторой обидой ответил доктор.
— Где гарантии, что вы не ошибаетесь?
— Глубокий шок, нитевидный пульс, который едва удаётся прослушать, больной за полтора часа ни разу не пришёл в сознание. — Доктор пожал рыхлыми покатыми плечами. — Самый факт падения в воду с большой высоты.
Миусов кивнул в знак того, что принял эти слова к сведению, и, помедлив, тихонько направился к лежащему под сосной Гирину. Постояв над ним и поразившись тому, как сильно изменилось его лицо с момента их последней встречи на предполётной подготовке, Миусов опустился на колени. И помедлил, замялся, испытывая нечто вроде смущения: он не знал, не мог решить, как ему обратиться к юноше, которого он по-своему любил и пестовал как пилота. Гирин? Миусову претило обращение по фамилии в такой момент. Саша? Но он никогда не называл его так. Крупные желваки вспухли и опали на скулах Миусова.
— Лейтенант, — негромко позвал он.
При звуках этого приглушённого гнусоватого голоса веки Гирина дрогнули, глаза открылись и понемногу приобрели осмысленное выражение.
— Командир, — прозрачная тень улыбки легла на лицо Гирина. — Я все сделал, как надо… Как учили.
Голос его звучал едва слышно, но отчётливо.
— Я горжусь вами, лейтенант.
Гирин сделал лёгкое движение. Миусов сразу понял, что он хочет приподняться, и покосился на хирурга, стаявшего рядом. Тот отрицательно покачал головой. Тогда Миусов склонился к самому лицу Гирина.
— Нина, — прошептали губы. — Хочу видеть Нину.
— Она придёт. Сейчас!
Встревоженное лицо Гирина обмякло, успокоилось. Он пробормотал что-то неразборчивое, притих и вдруг отчётливо спросил:
— Слышите?
Миусов невольно прислушался, так требователен был этот короткий вопрос, но, кроме приглушённого говора людей и далёкого лая собак, не услышал ничего.
— Слышите? — настойчиво переспросил Гирин, и снова прозрачная тень улыбки легла на его лицо. — Красные журавли!
— Он бредит, — вполголоса сказал хирург.
— Я не брежу, — в голосе Гирина звучала странная, снисходительная уверенность. — Летят красные журавли! Скоро будет гроза.
Кто-то уронил в воду весло. Миусов обернулся на плеск, на секунду задержав тяжёлый взгляд на смущённом владельце лодки, а когда снова перевёл взгляд на Гирина, тот был уже мёртв. За четверть века лётной службы Миусов повидал многое и разное, ему не нужно было свидетельства врача о том, что Александр Гирин умер. Он умер сразу и спокойно с еле заметной, загадочной улыбкой на губах.
Миусов поднялся с колен, зачем-то подтянул «молнию» своей старенькой куртки и прямо через расступившуюся толпу прошёл на берег озера. Постоял, глядя вдаль, и сел на древний, уже лишившийся коры лысый пень. Александр Гирин умер. А майор Ивасик жив! Нет, Гирин не умер — погиб. Погиб, совершив, как нечто естественное, свой маленький подвиг. Погиб, выполняя свой долг на этом проклятом и прекрасном пути за овладение небом воздушным океаном и космосом.
Сзади к Миусову подошёл давешний техник.
— Товарищ подполковник!
Миусов повернул голову, некоторое время хмуро разглядывал щеголеватого молодого человека. И устало прогнусавил:
— Ну что там ещё?
Техник открыл было рот, собираясь изложить свои сомнения, но прикусил язык. Железный Ник плакал! Плакал без всякой позы, как это было ему дано просто на его загорелой, задубевшей щеке протянулся влажный след одинокой слезы. Пока техник лихорадочно собирал вдруг разбежавшиеся мысли, с нависавшей ветви сосны ему на шею упала тяжёлая прохладная капля влаги. Упала, заставила его вздрогнуть и внутренне облегчённо улыбнуться. Слезы? Как только ему могла прийти в голову такая глупость! Как только он мог подумать, что Железный Ник способен плакать! Просто старая сосна уронила ему на щеку одну из жемчужин-капель, которыми были щедро украшены её длинные иглы. Уронила и оставила на задубелой щеке нежный, трогающий сердце, такой эфемерный след!
— Ну? — хмуро поторопил Миусов.
И, отвернувшись от техника, стал рассеянно подбирать с прибрежного песка камешки и швырять их в воду. Попался ему под руку и никем не замеченный прежде тупорылый красноносый патрончик. Все так же рассеянно, не ощутив специфики предмета, Миусов и патрончик кинул в озеро.
Техник так и не успел ничего объяснить. По озеру прокатился глухой удар, точно плеснул хвостом большущий сом, а сзади послышался нарастающий натужный рёв двигателей, работающих на высоких оборотах. Скользнув взглядом по разбегающимся по поверхности озера волнам, Миусов обернулся через плечо: из-за кустов по следу, проложенному «Волгой», выбирались полковая «санитарка» и автобус. Не успели машины затормозить, как дверца «санитарки» распахнулась.
— Нина! — услышал Миусов шёпот.
Тяжело опираясь на локоть, Александр Гирин приподнимался навстречу молодой женщине, бегущей к нему по мокрой зеленой траве.
ШУТНИКИ
Глава 1
Три месяца патрульный космолёт «Торнадо» находился в свободном поиске, обследуя неизвестный ещё участок Млечного Пути. Работа была самой обыденной: на карту пунктуально наносились все галактические объекты, от звёзд до метеорных роев, и давалась их краткая характеристика. На девяносто шестой день свободного поиска произошёл тот самый случай, ради которого космонавты терпят скуку и невзгоды патрульной жизни. Штурман корабля Клим Ждан во время очередной вахты запеленговал работающую радиостанцию на третьей планете жёлтого карлика Ж-11-23. Передача представляла собой обычную звуковую речь, записанную методом частотной модуляции на радиоволнах метрового диапазона. Неведомый язык характером звуков, мелодией и ритмом удивительно напоминал земные европейские языки.