Красный буран

Уилл Генри

Щёки девушки покрыл румянец.

— Мне нужно идти. Матушки-гусыни пошли болтать. Принести вам ещё кофе?

— Нет. Я отправляюсь дежурить под дверью Фентона. Сейчас четыре. Если колонна Тендрейка вернётся, это должно случиться скоро. Я хочу быть на месте, когда он станет докладывать.

Вскочив со скамьи и обогнув угол дощатой столешницы единым махом, Перес схватил ошеломлённую девушку за руку. Его длинные пальцы глубоко вонзились в мягкую кожу.

— Вспомните обо мне! — повторил он и исчез ещё до того, как она поняла, что он причинил ей боль.

Едва

только Перес покинул кухню, как у северной стены поднялось смятение. Скаут не мог ничего расслышать, но вскоре ветер донёс заглушённое эхо трёх-четырёх выстрелов, прозвучавших с верха ограды. Снаружи им отозвался быкоподобный рёв, который мог исходить только из волосатой груди бизона либо из обитых медью лёгких одного ротного сержанта. Некий безошибочный признак кельтской изощрённости в нечеловеческом рёве как будто полностью исключал бизона.

— Перестаньте палить, вы, спятившие обезьяны! С каких это пор Неистовая Лошадь носит сержантские нашивки, раздобыв себе башку с короткими рыжими волосами?

Минуту спустя Перес помогал распахнуть ворота, чтобы сержант Орин Даффи и остатки его команды смогли пройти внутрь. Скаут угадал верно: нападавшие оставили Даффи в покое, чтобы присоединиться к засаде, ожидавшей Стейси. Сержанту пришлось бросить все фургоны, проделав путь к форту пешком под прикрытием метели. Буран способен источать дружеское тепло, так же как враждебный холод, — за это поручились бы головой отныне и до конца дней своих десять счастливчиков-солдат и один красноносый сержант-ирландец.

Едва ворота захлопнулись за остатками сенного обоза, как уже вновь открылись, чтобы впустить капитана Тендрейка с его полусотней солдат, заледеневших не только от своего двадцатимильного перехода вверх и вниз по тракту Вирджиния-Сити. Их застывшие от ужаса глаза узрели то, что вселило озноб в каждого из них, вытеснив всякие воспоминания о буране. Спустя пять минут после их возвращения усталый, потрясённый капитан Тендрейк выцеживал из себя подробности страшной картины, своей кровавой «находки». Перес присутствовал при этом, как и сержанты Симпсон и Даффи и капитан Хауэлл.

— Когда я достиг Орлиного Мыса, снегопад только начинался. Мне было видно и гребень Скво-Пайн, и равнины Пейо-Крика. На равнинах кружили в галопе по крайней мере две тысячи индейцев. Увидев нас, они испустили вопль. Слишком скоро мы поняли, по какому поводу. Двумя футами ниже по склону мы обнаружили тела кавалеристов — числом в десять, а потом, подальше, — ещё двадцать. Постоянно попадались кучки расстрелянных гильз, вместе с лужами крови — несомненно, и индейской тоже. Все тела были оскальпированы и изуродованы. Затем они понеслись вверх по склону, к нам. Атаку возглавляли двое вождей. Один, очень крупный мужчина, был завёрнут в красное одеяло, сидя верхом на крапчатом жеребце; другой, поменьше, сидел очень прямо на лошади и был одет в чёрный мех. Он скакал на коне с белыми бабками — скакуне майора Стейси. Я сразу же отступил. Как только они заметили, что я вышел на гребень, они разделились и двинулись по обеим

сторонам гребня, скрывшись в лесу. Я ожидал засады на обратном пути, но ничего не случилось. Мы не видели ни одного индейца.

По пути на гребень я встретил Переса, который сообщил мне, что дезертировал от Стейси перед началом схватки. Он предупредил, что мне лучше возвращайся, и сообщил, что Стейси будет мёртв, прежде чем я доберусь до него.

— А теперь, Перес, пусть вам сам Бог поможет! — заключил капитан, обращая посеревшее лицо к скауту. — Там лежит восемьдесят белых людей, перебитых и искромсанных в куски. Вы бросили всех, когда поняли, что их ожидает, когда им ещё можно было помочь. После этого нет такого белого человека, который мог бы смотреть вам в глаза. Пусть Господь Бот сжалится над вашей грешной душой. А в этом форте никто не станет!

— Аминь! — заключил Перес бесстрастно, напрягая мышцы челюстей.

— Боже правый, — выдохнул сержант Даффи, — вся эта доблестная команда мальчиков, мертвее мёртвых и оскальпированная, лежит там, в снегу…

Понимание медленно приходит к людям ограниченного ума, но в конце концов оно приходит в своём жёстком обличье. Вопрос, который задал теперь Фентон, прозвучал отчаянием.

— Тендрейк, Хауэлл! Что же, Бога ради, нам теперь делать?

Капитан Джеймс Хауэлл, невозмутимый и твёрдый, как его и представлял себе Перес, взял дело в свои руки.

— Поставить на стены всех, кто есть в форте. Освободить арестантов. Вооружить всех. Обозников, служащих, торговцев. Подвести бикфордов шнур к пороховому погребу и поместить туда женщин и детей. Если враг ворвётся внутрь форта — взорвать погреб.

— Как насчёт этого человека? — Вопрос Тендрейка относился к Пересу.

— И его на стену! — отрезал Хауэлл. — Мы успеем позаботиться о его моральном облике позже — если доживём.

— Хорошо, Хауэлл, идёмте, — Фентон натягивал шубу — Но Перес находится под арестом, и это не подлежит отмене. Можете очистить всю гауптвахту, но его там оставьте.

— Что за глупости! — Есть порода бойцов, для которых разница в звании исчезает, едва вокруг начинает летать свинец. Таким был и Хауэлл. — Этот человек — лучший стрелок во всём форте!

— Я не желаю видеть его на свободе в своём форте, — вскричал Фентон уже в дверях. — Под замок его!

— Я хотел бы подраться на вашей стороне, полковник, и мне не слишком бы понравилось оказаться под замком, если Неистовая Лошадь войдёт внутрь, — откликнулся Перес.

— Да, это было бы слишком круто даже в отношении к полукровке, — резко выразив согласие, Хауэлл принял сторону скаута.

— Полукровка или чистокровный индеец — какая разница? Это коварный человек, и я больше не доверяю ему. Под замок его, Хауэлл.

— Я отведу его, — вызвался Тендрейк. — Пусть Хауэлл займётся оградой. Я выведу арестантов и посажу Переса.

— Хорошо. Ну же, Хауэлл! Пойдёмте! — Голос Фентона от напряжения взлетел тоном выше. — Однако на выходе полковничьи орлы вновь сцепились с нашивками капитана.