Красный Лондон
Шрифт:
ДР редко позволял себе роскошь чтения художественной литературы. Это было индульгенцией. Его фотографическая память позволяла ему отложить книгу на пару месяцев, а потом вернуться к ней, помня каждое прочитанное слово. Ему очень нравился роман Фосетта, а по ходу приближения кульминации сюжета, он все с большей легкостью кончал в рот Моники из неэрегированного члена.
«Вдруг зловеще взвыла сирена. Это был сигнал. Четыре огнемета одновременно изрыгнули пламя. Треск еще не утих, когда кровавый флаг взметнулся на хвостовой части. Толпа радостно завопила, как ей и положено, маневр выглядел романтично. На широком трепещущем полотнище флага горели три страшных
АНАРХИСТ ХАРТМАНН ВЕРНУЛСЯ».
Наттал почти забыл о сосущей у него Суинборн. Его поразила мысль, что вдруг проза Фосетта повлияла на идеи сумасшедшего кельта Кевина Лльюэллина Каллана. ДР никогда в глаза не видел трактата «Маркс, Христос и Сатана объединяются в общей борьбе», зато читал все ужасные истории о том, что книга запутывает яснейшие умы. Творение ЭДФ оказывала такой же эффект на Наттала. Продвигаясь по книге, ДР поймал себя на том, что ему доставляют радость зловещие описания разрушенного Лондона:
«Не забыть тот ужас. Восторженные крики мгновенно стихли и на смену им пришли рев и проклятия разъяренной толпы. Даже зрители на крышах показывали «Атилле» кулак.
— Эй, вы, сброд! — заорал кто-то из команды. — Не надорвитесь!
Лишь слова слетели с губ, как «Атилла» рванул вперед. Да так резко, что мне пришлось схватиться за поручень, чтоб устоять на ногах. Цель маневра была ясна. Поскольку нас узнали, необходимо набрать высоту и приступить к активным действиям. После нескольких великолепных поворотов «Атилла» взлетел над часовой башней и стал кружить над ней».
Моника поняла, что проигрывает сражение. Наттал кончит ей в рот, а хуй у него так и не встанет. Любовный мускул ДР отличался подозрительной чистотой. Суинборн догадывалась правильно: перед уходом из дома он дрочил. Скрытный ублюдок отмыл все части тела, уничтожив следы своих шалостей. Наттал забыл о Монике. Его воображение было занято превратностями грядущей войны:
«Снова сирена. Снова четыре огнемета изрыгнули пламя и на этот раз не бесцельно. И к неутихающему реву прибавился чудовищной мощи грохот, от которого мутнело сознание. Удары гремели один за другим. В ушах болезненно звенело. А потом — словно земля раскололась. Я осмотрелся и в страхе отшатнулся. О, ужас — огромная башня обрушилась на толпу, в лепешку раздавила легион потенциальных негодяев, превратила в руины многие стоявшие напротив здания. За каждый кусочек пространства шло ожесточенное сражение, орды визжащих перепуганных безумцев падали, сталкивались друг с другом и затаптывали других несчастных. Кучи корчащихся тел множились, и все страшнее становилось смятение. Башни и стены Здания Парламента рушились от метко пущенных снарядов».
ДР возликовал. Несмотря на вялый член, эмоции Наттала потрясла созданная воображением Фосетта картина уничтожения Матери Парламентов, и залп жидкой генетики вылетел из его безвольного отростка. Суинборн с жалобным стоном откинулась на спину. Она лежала молча, размышляя о том, что пусть она проиграла это сражение, но всеми правдами и неправдами войну она обязательно выиграет.
ЛИНДЕ ЛЕЙН БЫЛО ДВАДЦАТЬ СЕМЬ ЛЕТ, и она стремительно приближалась к вершине карьеры. Она работала замредактора «Сандей-Пост» и планировала занять руководящую должность к тридцати годам. Не так уж плохо для девушки, чей отец вкалывал на конвейере в Ковентри. Линда добилась статуса яппи, вылизывая задницу болтливым боссам. За сто двадцать тысяч в год СМИ купили душу Лейн. За
Линда собрала носом вторую кокаиновую дорожку и постаралась абстрагироваться от того факта, что ее благоверный пускает слюни над видеозаписью, где содомировали молоденьких раздолбаев. Брак с Барри Гэллоном она заключила ради карьерного роста. Линда горячо ненавидела педерастов, которых Гэллон выстебывал в колонке сплетен «Дейли Мираж». И Барри, и Лейн пришли в общенациональную прессу из музыкальных изданий. Линда прочно окопалась в штате журнала «Бит» в двадцать три года. Это произошло на пике истерии по ретро. Она готовила обложки с фотографиями самых популярных групп — Alienation, KU 422, Contradiction и Teenage Pricks. Гэллон начинал с металлистов, его карьерный взлет начался в журнале «Штопор». Он продвигал неформальное ретро, и его стараниями коллективы типа Freak Child и Peace Frog внесли немалый вклад в возрождение движения хиппи. Барри нравился жесткий бизнес, и пользуясь своей журналистской репутацией, он получал жопу каждого подающего надежды спи-душника-металлюги.
Адольф Крамер знал все о Линде Лейн и Барри Гэллоне. Модные журналы вечно печатали фотки этой пары уродов. Особым вниманием пресса баловала Лейн. По легенде, подростком она украсила свою спальню схемой двигателя внутреннего сгорания. В отличие от обычных сверстников, предпочитающих постеры с поп-звездами, Лейн боготворила машины. В школьные годы она почти каждые выходные каталась автостопом в Лондон и с удовольствием трахалась на заднем сиденье «кортины». В интервью Линда подчеркивала, что, по ее мнению, после Рольфа Харриса вторым величайшим художником двадцатого века является Генри Форд.
Гэллона тоже читали миллионы. Но материалы о нем не составляли и половины того, что доставалось его жене. Такое положение дел вполне удовлетворяло Лейн. Но поскольку они заняли прочное положение звезд журналистики, то, несомненно, рабочий класс должен отомстить им. Пресса сплошь состоит из стопроцентных мерзот, и когда наступит великий день начала пролетарской революции, всех до единого представителей четвертого сословия поставят к стенке. А пока Адольф вознамерился продолжить волну жестоких убийств визитом к Гэллону и Лейн.
В Патни Крамер без труда вычислил богатый дом Линды и Барри с палисадником, выходящим на берег реки. Адольфу очень помогла обмелевшая по всему Лондону Темза. Он добрался до этой части обнажившегося русла, срезав через Уэндворт-парк. Крамер прошагал несколько сот ярдов по прибрежной грязи и забрался в садик Гэллона и Лейн.
Стемнело. Но Линда и Барри еще не задернули шторы. Сквозь зеркальные двери, ведущие в патио Адольф увидел, как Гэллон и Лейн собачатся. Крамер подавил смешок. Все на Флит-стрит знают, что гнусная пара никогда не спит вместе, они поженились исключительно по расчету. Барри — педик, а Линда, проинвестировав пиздой путь наверх, сделала операцию по восстановлению девственной плевы. В течение двух лет счастливой супружеской жизни они каждую ночь расходились по разным спальням.
Адольф решительно приблизился к стеклянной двери и пинком распахнул ее. Шум привлек внимание Линды и Барри. Обернувшись, они увидели наведенную на них пушку Крамера. Адольф дико захохотал при виде ужаса на их лицах.
— Расслабьтесь, — выдохнул Крамер, — я, голубки, ваш большой поклонник. Никогда не пропускаю ваши материалы. Но с недавних пор меня заинтересовали ваши отношения. Видите ли, никак не получается представить себе, как вы ебетесь. Вот я навестил вас. Хочу посмотреть, как вы трахаетесь.