Красный олигарх

Кожаное кресло «Гольфстрим G450» чуть заметно вибрирует под спиной. Я смотрю на свое отражение в черном экране планшета. Худощавое лицо, цепкий взгляд серых глаз, едва заметная седина на висках. Типичный представитель высшего менеджмента — такой образ я культивирую намеренно. Люди охотнее доверяют тем, кто выглядит как профессор, а не как хищник.

В этом вся суть моего метода — никогда не выглядеть опасным. Я не угрожаю, не повышаю голос, не использую грубую силу. Зачем? Есть более элегантные способы.

Взять

хотя бы историю с заводом в Нижнем Тагиле. Главный инженер, несгибаемый коммунист старой закалки, отказывался подписывать акт о списании оборудования. Два месяца я методично собирал информацию о его семье. Оказалось, у дочери — проблемы с поступлением в медицинский. Один звонок ректору, пара намеков о возможных грантах на исследования. Вопрос решился без единой угрозы.

Три развода за плечами — результат осознанного выбора. Каждый брак был частью комбинации, каждый развод открывал новые возможности. Первая жена познакомила с нужными людьми в министерстве, вторая обеспечила выход на европейских партнеров, третья — дочь влиятельного силовика — помогла решить проблемы с уголовным делом против компании.

Детей нет, и это тоже стратегия. Я слишком хорошо знаю, как используют наследников в нашем бизнесе. Помню, как Крестов сломался, когда его сына задержали в Лондоне с кокаином. А ведь казался таким принципиальным, когда отказывался продавать свой пакет акций.

Кстати, о Крестове. Смотрю на экран планшета — сорок процентов акций Уральского металлургического почти у меня в кармане. Два года подготовки, безупречная комбинация. Сначала — слух о готовящейся проверке его офшоров в Сингапуре. Затем — анонимный донос в налоговую от «обеспокоенного миноритария». Параллельно — тонкая работа с его женой. Достаточно было случайно показать ей фотографии мужа с молодой любовницей в Ницце. И в завершение — предложение о «спасительной» сделке от меня.

Любой человек — это набор слабостей, нужно только уметь их находить. Жадность, страх, тщеславие, похоть — базовые рычаги никто не отменял.

Но есть более тонкие инструменты. Например, комплекс вины у людей из низов, пробившихся наверх. Или желание доказать что-то давно умершему отцу у «золотой молодежи». Я коллекционирую эти слабости, как другие собирают марки или монеты.

В салон заглядывает второй пилот, Игорь. Отличный кадр — после того, как я помог его брату решить проблемы с долгами, его преданность абсолютна. Люди не ценят прямую помощь, но становятся вечными должниками, если «случайно» узнают, что ты втайне спас их близких.

— Господин Северов, у нас странные показания в левом двигателе.

Что-то в его голосе заставляет мои внутренности сжаться. За двадцать лет в бизнесе я научился чувствовать опасность нутром.

Как тогда, в девяносто восьмом, когда интуиция заставила меня улететь из Москвы за день до дефолта. Или в две тысячи восьмом, когда я успел вывести активы за неделю до кризиса.

Смотрю на швейцарские часы — 16:43. До встречи с советом директоров остается час. Последняя формальность перед закрытием сделки.

— Насколько все серьезно? — Мой голос спокоен.

Внешне

я всегда спокоен. Помню, как три года назад пришлось сдать своего партнера следователям. Мы вместе начинали бизнес, я крестил его детей. Но он стал слишком опасен. Я улыбался, глядя ему в глаза, пока он рассказывал о планах на будущее, а через час его уже вели в наручниках.

— Температура выше нормы, давление падает. Похоже на разрушение лопатки турбины, но индикация ведет себя… странно.

В кармане пиджака вибрирует смартфон. Зашифрованный канал для особо важных сообщений.

Я использую его редко — только для действительно деликатных переговоров. Как тогда, когда нужно было слить компромат на губернатора через третьи руки.

Медленно читаю текст: «Сделка заблокирована. Все счета заморожены. Соболезную. К.»

Крестов. Ублюдок все-таки переиграл меня. Восхищаюсь помимо воли — комбинация безупречна.

Дождался, пока я выведу все активы в живые деньги. Заманил в ловушку с этой чертовой сделкой. И теперь наносит последний удар.

Самолет вздрагивает сильнее обычного. В салоне мигает свет, загораются аварийные лампы. Даже в этом чувствуется почерк Крестова — никакой грубости, никакой прямой угрозы. Просто «несчастный случай» над водохранилищем. Как изящно — никаких следов, никаких концов. Лед, вода, обломки. Комар носа не подточит.

— Отказ левого двигателя! — доносится голос командира. — Правый работает нестабильно, начинаем снижение.

Внизу темнеет замерзшее Пироговское водохранилище. Впереди огни Москвы, но я уже знаю — не дотянем.

Профессионально сработано. Наверняка подкупили техников. Интересно, сколько он заплатил? Или нашел другие рычаги давления? Надо было тщательнее проверять персонал.

В динамике сухой треск — отказывает электроника. Теперь и резервные системы.

Качественная работа, ничего не скажешь. Вспоминаю, как сам организовывал похожий «несчастный случай» для конкурента в 2019-м. Правда, тогда обошлись автомобильной аварией.

На льду вижу черные точки — рыбаки. Забавно, эти люди даже не догадываются, что являются свидетелями завершения многолетней партии. Как и я не догадывался, подписывая утром последние документы, что моя собственная стратегия обернется против меня.

Первый удар несильный — закрылки еще держат. Командир пытается спланировать. Профессионал, жаль его.

Интересно, знал ли он? Нет, вряд ли. Крестов не работает с исполнителями напрямую.

Второй удар — крыло цепляет верхушки сосен. Металл стонет, обшивка трещит.

В салоне появляется дым. А ведь это был красивый гамбит — использовать его же жену против него. Классический ход, но как элегантно разыгран…

Последняя мысль приходит с удивительной ясностью — даже в этой ледяной могиле я свободнее, чем в лагере на Урале, куда меня пытались загнать. Крестов хотя бы дает мне чистый выход. Профессионал.

Темнота. Острая боль в груди. Холод.

И вдруг — яркий, режущий глаза свет.

— Очнулся! Позовите доктора! — голос молодой медсестры звучит издалека. Запах йода и карболки бьет в нос.