Красный сфинкс
Шрифт:
«Я была у него еще два раза в мае 1941 года, – вспоминала Л. Подосиновская. – Каждый раз это был солнечный день, каждый раз, как межпланетный корабль, трогался десятичасовой поезд с Витебского вокзала, каждый раз ровно в одиннадцать часов я все с тем же трепетом и волнением нажимала кнопку звонка у заветной двери. Наверное, я была тогда похожа на лунатика: я ничего не видела и не слышала вокруг, кроме Беляева. Не знаю, какая у него была квартира, сколько там было комнат, что было в этих комнатах. Помню, была большая комната, через которую надо было пройти, чтобы попасть в его кабинет. Но однажды я обнаружила в ней присутствие столика: меня посадили за него выпить чашку кофе. Потом обнаружилось, что из этой комнаты есть дверь еще в одну комнату – туда, где жила Светлана, дочь Беляева. Светлана была больна, лежала в постели, и Александр Романович привел меня к ней. Разумеется, она тоже писала научно-фантастические рассказы. Не знаю, сколько ей тогда было лет, я решила, что лет двенадцать. Комната ее была полна игрушек, а она, полулежа в постели, охотно и непринужденно читала нам рассказ, который назывался „Притяжение магнита“… А сам Александр Романович прочитал нам начало и рассказал конец нового рассказа, над которым работал в то время. Назывался он „Роза улыбается“. Речь в нем шла о девушке из капиталистического мира, которую никуда не принимали
В Пушкине под Ленинградом погиб весь архив писателя – в дом попала фашистская бомба. «В убежище, куда мы пришли, – вспоминала Светлана Беляева, – было полно народа. Душно, пахло керосином. Кто сидел, кто лежал на матрацах, прислушиваясь к канонаде. Какая-то беззаботная компания из нескольких человек при свете коптилки играла в карты. Только мы сели на длинную узкую скамью, как около убежища что-то грохнуло, но разрыва не последовало. Мама открыла дверь и выглянула наружу. Около самого выхода лежал огромный бронебойный неразорвавшийся снаряд…»
Последние дни писателя в оккупированном фашистами Пушкине были ужасны. Стояли страшные морозы, единственный доступный Беляевым продукт – оставшаяся от уехавших соседей мерзлая соленая капуста – заканчивался. Не выдержав голода и холода, в конце декабря 1941 года писатель слег, и 6 января 1942 года скончался. Похоронить его было невозможно: лом не брал промерзшую землю. Тело просто вынесли в соседнюю пустующую квартиру. А через несколько дней обнаружилось, что кто-то раздел писателя почти до нага, пришлось обернуть тело одеялом, подстелить старые газеты. Жена Беляева потом несколько раз вспоминала, как однажды Александр Романович ей сказал: «Когда я умру, не надо ни пышных похорон, ни поминок. Заверните меня просто в газету. Ведь я литератор и всегда писал для газет». Конечно, сказано было в шутку, но иногда такие шутки обретают новый особый смысл.
АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ ПЛАТОНОВ
(КЛИМЕНТОВ)
Родился 1 (14) сентября 1899 года.
Детство прошло в Ямской слободе на окраине Воронежа.
Отец работал слесарем в железнодорожных мастерских, многодетная семья бедствовала. Закончив церковноприходскую школу, Андрей Платонов два года проучился в городском училище, но надо было помогать семье. «Жизнь сразу превратила меня из ребенка во взрослого человека».
Работал посыльным в страховом обществе «Россия», подручным слесаря, помощником паровозного машиниста, литейщиком, электромонтером. В 1921 году издал брошюру «Электрификация», посвященную «лампочке Ильича». Тяга к электричеству была в Платонове всегда чрезвычайной (позже в чем-то таком признавался фантаст М. П. Михеев, – Г.П.) В газете «Воронежская коммуна» даже появилась заметка: «Не успел еще радиотелеграф полностью передать всего плана инженера Кржижановского, а в нашем городе простой рабочий-журналист смело заявляет, что нужно поддержать предложения великого техника, что они вполне приемлемы и что в них наше спасение от голода, холода и нищеты». Работая на Воронежском паровозоремонтном заводе, Платонов закончил подготовительные курсы и поступил в Политехнический институт. Но вместо учебы пришлось служить в Красной армии – сперва помощником машиниста на паровозе, затем рядовым в частях особого назначения.
В 1921 году вернулся в Воронеж. Был назначен председателем губернской комиссии, занимавшейся искусственным орошением безводных земель, чисткой рек, осушением болот. Пробовал писать. Стихи появлялись в газетах. В краснодарском издательстве «Буревестник» вышла книга стихов «Голубая глубина», замеченная, кстати, Валерием Брюсовым. С 1924 года работал мелиоратором в Воронежской, потом в Тамбовской губерниях. Заметки на самые разные темы, подписанные псевдонимами А. Фирсов, А. Вогулов, Фома Человеков, Н. Вермо регулярно появлялись в местных газетах. Само время было такое, что нельзя было не попробовать себя в фантастике. В повестях «Лунная бомба» (1921), «Потомки солнца» (1921), «Эфирный тракт» (написана в 1926, впервые издана в 1968 году) чувствовалось влияние космических идей К. Э. Циолковского и Н. Ф. Федорова. Но искал Платонов не разгадки неких вечных мировых тайн, а конкретной возможности раз и навсегда избавить жителей Земли от голода, холода, нищеты. «Если устроить двигатель, вырабатывающий в секунду определенную величину энергии, – размышляет герой рассказа „Маркун“ (1921), – если связать с ним непосредственно одним валом другой двигатель, дающий в ту же секунду энергию в два раза большую против первого двигателя, и если давать им неограниченное количество естественных сил (воды, ветра), то тогда общая работа этой пары моторов будет такова: вращение сначала будет соответственно работающей естественной энергии в первом малом моторе, потом увеличится в два раза, так как второй мотор одновременно съедает естественных двигающих сил в два раза больше. Но первый мотор тогда тоже начнет потреблять силы в два раза больше против первого момента своей работы, иначе говоря, он заработает с мощностью второго мотора. А второй мотор, как в два раза сильнейший, опять будет работать энергичней первого в два раза (значит – в четыре относительно первого момента) и потянет за собою вал на четверное ускорение против скорости в первый пусковой момент. Потом ускорение будет равняться 8, 16, 32… Итак, мощность будет возрастать бесконечно; предел ее – прочность металла, из которого сооружены моторы». И далее: «Огнем прошла неожиданная мысль, что если бы найти металл с бесконечной способностью прочного сопротивления, бесконечной крепости. Но такой металл есть: он просто один из видов мировой энергии, вылитый в форму противодействия. Это вытекает из общего закона бесконечных возможностей сил и их форм. Но, – пытливо размышляет герой, – тогда моя машина – пасть, в которой может исчезнуть вся вселенная в мгновение, принять в ней новый образ, который еще и еще раз я пропущу через спирали мотора. Я построю турбину
Только так. Другие масштабы Платонова не привлекали.
В «Лунной бомбе» речь шла о принципиально новом транспортном орудии.
«Металлический шар, начиненный полезным грузом, укреплялся на диске, стационарно установленном на земле. Шар укреплялся на периферии диска; сам диск имел либо горизонтальное земной поверхности положение, либо наклонное, либо вертикальное – в зависимости от того, куда посылался снаряд: на земную станцию или на другую планету». Инженер Крейцкопф хотел запустить снаряд по такому пути, чтобы он описал кривую вокруг Луны и снова вернулся на землю. В «лунной бомбе» будут установлены все необходимые аппараты, автоматически запечатлевающие в межпланетном пространстве, близ Луны, температуру, силу тяготения, общее состояние среды, строение электромагнитной сферы; наконец, киноаппараты воспримут через особые микроскопы все, что несется мимо снаряда. Конечно, в конструкции всех этих аппаратов должно быть принято во внимание мчащееся состояние «лунной бомбы».
Проект инженера Крейцкопфа получает одобрение правительства, но при взрывных работах в котловане случайно погибают рабочие и инженер оказывается в тюрьме. Благодаря вмешательству Особой комиссии, давшей об инженере отзыв, как о человеке исключительного технического творческого дара и огромных познаний, Крейцкопф все-таки приступает к постройке своего необычайного снаряда. (Платонов явно читал романы А. А. Богданова, – Г.П.). Кстати, в свободное время инженер размышляет над страницами книг, и это не совсем обычные книги. «Он подкупил днем еще десятка полтора, заинтересовавшись лишь их названиями; это были: „Путешествие в смрадном газе“ Бурбара, „Голубые дороги“ Вогулова (один из героев Платонова, да и название близко к первому сборнику писателя, – Г.П.), „Зенитное время“ Шотта, „Антропоморфная революция“ Зага-Заггера, „Лунный огонь“ Феррента, „Антисексус“ Бергмана, „Всегда ли была и будет история и что она такое наконец в самом деле?“ – философия Горгонда, – и несколько других. Крейцкопфа поразил книжный мир. Он никогда не имел времени для чтения. И он мыл и промывал свой мозг, затесненный страданием, однообразным трудом и глухою тоскою. Он увидел совсем новых людей – мрачных, горячих, подвижных, ревущих страстью и восторгом, гибнущих в просторе мысли, торжествующих на квадратном метре в каменной нише в стене, ищущих праведную землю и находящих пустыню, бредущих по песку и набредающих на воду, уходящих в страны изуверов, меняющих тепло дома на ветер ночного пути».
Несомненно, Платонов описывал собственные чувства.
Правдами и неправдами инженер вырывает у правительства разрешение самому лететь в снаряде, запущенном в мировое пространство. Обрывки сообщений долетающих до Земли полны удивительных и странных слов. «Пучина электричества. Приборы расстроились… Солнце ревет, и малые кометы на лету визжат… Пустыня, мертвый минерал и платиновый сумрак… Луна имеет сотни скважин. Из скважин выходит редкий зеленый или голубой газ…» И наконец главное: «Луна подо мной. Моя „бомба“ снижается. Скважины Луны излучают газ. Я не слышу больше звездного хода. Скажите же, скажите всем, что люди очень ошибаются. Мир не совпадает с их знанием».
Подобные мысли прослеживаются и в повести «Эфирный тракт», герой которой Фаддей Кириллович Попов вообще пересоздает теорию мира. «Знаменитый коллега, – пишет он своему бывшему учителю в Вену. – Помните, Вы сказали, что жизнь, в физиологическом смысле, наиболее общий признак всей прощупываемой наукой вселенной. Я, по молодости, попросил разъяснений. Вы охотно ответили: атом, как известно, колония электронов, а электрон есть не только физическая категория, но также и биологическая – электрон суть микроб, то есть живое тело, и пусть целая пучина отделяет его от такого животного, как человек; принципиально это одно и то же». Убежденный в своем открытии Фаддей Кириллович пришел в окружной исполком. «Мое дело просто и не нуждается в доказательствах, – сказал он председателю. – Моя просьба обоснована и убедительна и не может быть отвергнута. Пять лет назад в вашем округе производились большие изыскания на магнитную железную руду. Вам это известно. Она обнаружена на средней глубине двести метров. Руду с такой глубины добывать пока экономически не выгодно. Она поэтому оставлена в покое. Я приехал сюда произвести некоторые опыты. Мне не нужно ни сотрудников, ни денег. Я только ставлю вас в известность и прошу отвести мне двадцать десятин земли – можно и неудобной. Район я еще не выбрал – об этом после, когда я вернусь из поездки по округу. Далее – чтобы вы знали, что я приехал сюда не шутить. Я скажу вам: работы мои имеют целью, так сказать, подкормить руду – для того, чтобы она разжирела и сама выперла на дневную поверхность земли, где мы ее можем схватить голыми руками». – «Понял совершенно, – ответил председатель Фаддею Кирилловичу. – Держите руку, работайте – мы вам помощники».
Дело Фаддея Кирилловича Попова после его неожиданной смерти продолжает инженер-электрик Егор Кирпичников. Для начала его отправляют в Нижнеколымскую тундру – производителем работ по постройке вертикального тоннеля. «Термический вертикальный туннель был опытной работой советского правительства Якутии. В случае успеха работ предполагалось весь край Азиатского материка за Полярным кругом покрыть целой сетью таких туннелей, затем блокировать их энергию посредством единой электропередачи, и на конце электрического провода продвигать культуру, промышленность и население к Ледовитому океану. Но главная причина туннельных работ была в том, что в равнинах тундры были изысканы остатки неведомых великолепных стран и культур. Почва и подпочва тундр были не материнского, древнегеологического происхождения, а представляли собой наносы. Причем эти наносы покрыли погребальным покровом целую серию человеческих культур. А благодаря тому, что этот смертный покров над трупами таинственных цивилизаций представлял пленку вечной мерзлоты, погребенные люди и сооружения сохранились, как консервы в банке, – целыми, свежими и невредимыми. Уже то немногое, что случайно найдено учеными в провалах рельефа тундры, представляло неслыханный интерес и вечную ценность. Найдены были трупы четырех мужчин и двух женщин. У женщин сохранились розовые щеки и тонкий аромат легкой гигиеничной одежды. У одного мужчины в кармане найдена книга – маленькая, испещренная изящным шрифтом; ее предполагаемое содержание: изложение принципов личного бессмертия в свете точных наук; в книге описывались опыты по устранению смерти какого-то небольшого животного, срок жизни которого – четверо суток; сфера жизни этого животного (пища, атмосфера, тело и проч.) подвергалось беспрестанному воздействию целого комплекса электромагнитных волн; причем каждый вид волны был рассчитан на убийство отдельного рода губительных микробов в теле животного; так, держа жизнь подопытного животного в поле электромагнитной стерилизации, удалось добиться увеличения срока его жизни в сто раз».