Красный шатёр

Диамант Анита

Ночью я проснулась от того, что муж гладил мою щеку. Увидев, что мои глаза открыты, он улыбнулся и сказал:

– Скоро все это останется в прошлом, словно страшный сон, и наши объятия станут слаще прежнего.

Глаза Салима закрылись, и я в первый раз заметила, что он похрапывает. Засыпая, я думала, как буду дразнить его этим храпом, скажу, что он напомнил мне ворчание старой собаки, задремавшей на солнце. А может, мне всё это просто привиделось? Я так до сих пор и не знаю: действительно ли Салим ненадолго пробудился и произнес те слова, или же это был всего лишь сон.

А вот всё остальное, что

я помню о той ночи, сном уже не было.

Сначала раздался голос женщины, точнее крик. «Должно было случиться нечто ужасное, чтобы бедняжка так закричала», - спросонья подумала я, пытаясь избавиться от этого вопля, слишком ужасного для реального мира, слишком безумного.

Дикий, чудовищный крик шел издалека, но был настойчивым и тревожным, так что я не могла отмахнуться, он пробудил меня от глубокого сна. А потом я очнулась и поняла, что кричу сама - страшно, захлебываясь.

Я была вся в крови. Мои руки и лицо были полностью покрыты густой теплой кровью, которая била из горла Салима и рекой стекала вниз по кровати на пол. Его кровь была повсюду. Она пропитала одеяло, в которое я закуталась, и обжигала мою грудь. Я буквально тонула в крови возлюбленного. Я кричала достаточно громко, чтобы поднять мертвых, но никто, похоже, не слышал этого. Стражники не ворвались в дверь. Служанки не прибежали на крик. Такое чувство, словно я была последним человеком в мире.

Я не слышала шагов и не поняла, что случилось, когда сильные руки схватили меня, вытащив из-под трупа супруга. Они выволокли меня из постели, протащили по крови в темноту ночи. Это был Симон - он поднял меня, а Левий заткнул мне рот. Братья скрутили меня, как предназначенного на заклание агнца, погрузили на осла и отвезли в шатер моего отца, прежде чем я смогла задуматься о том, куда же подевались все горожане.

Ножи моих братьев работали до рассвета, обнаружив мерзость сыновей Иакова. Они убили каждого, кого нашли живым.

Но я ничего не знала об этом. Я знала только, что хочу умереть. Ничто, кроме смерти, не могло избавить меня от ужаса. Ничто, кроме смерти, не могло принести мне покой после того, как я видела Салима: изрезанного ножом, кровоточащего, мертвого. Если бы кто-то не разорвал кляп, когда меня вырвало, мое желание могло бы исполниться. Весь путь назад по склону холма к шатрам Иакова я беззвучно кричала, взывая к небесам: «О, боги! О, небо! О, мама! Почему я всё еще жива?»

Глава восьмая

Я стала первой вестницей случившегося. Моя мать увидела меня - окровавленную и безжизненно свисающую с осла - и страшно закричала. Она упала на колени, протягивая руки к дочери, которую сначала сочла убитой; и шатры тут же опустели, все бросились на голос Лии, чтобы узнать причину ее горя. Билха развязала меня и помогла встать, а Лия лишь молча смотрела - сначала в ужасе, потом с облегчением и, наконец, с недоумением. Она хотела прикоснуться к дочери, обнять меня, но выражение моего лица остановило ее.

Я повернулась, намереваясь вернуться в Сихем, но чуть не упала. Матери подхватили меня, и я была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Они сняли с меня тонкую рубашку и одеяло, черные и заскорузлые от крови Салима. Они вымыли меня, намазали тело маслом, почистили и расчесали

волосы. Они пытались вложить мне в рот пищу, но я не могла есть. Меня устроили на одеяле, но я не могла спать. До конца того дня никто не осмеливался заговорить со мной, и мне нечего было сказать родным.

Когда наступила ночь, я услышала, как возвращаются братья; я слышала звуки их добычи: плакали женщины, рыдали дети, блеяли животные, телеги скрипели под тяжестью награбленного. Симон и Левий хриплыми голосами отдавали приказы. Голос Иакова не был слышен.

Казалось бы, я должна была чувствовать себя раздавленной горем и опустошенной случившимся. Но ненависть умножила мои силы. Ярость, зародившаяся в моей душе, когда меня, связанную, насильно волокли на гору, росла, пока я неподвижно и молча лежала на одеяле. Звук голосов моих братьев поднял меня на ноги, и я вышла им навстречу.

Огонь пылал в моих глазах. В тот момент я могла бы сжечь их всех до одного - словом, вздохом, взглядом.

– Иаков!
– крикнула я.
– А ну выходи, Иаков!
– Это был вызов, брошенный не ребенком, но взрослым человеком, имевшим право требовать ответа.

Иаков, весь дрожа, вышел из шатра. Позже он утверждал, что не знал, какое преступление было совершено от его имени. Отец обвинил во всем Симона и Левия и повернулся к ним спиной. Но я видела полное понимание в его помрачневших глазах, когда он стоял передо мной той ночью. Мне все стало ясно, еще прежде чем он начал отрицать свою вину.

– Иаков, твои сыновья - убийцы, - произнесла я голосом, который показался мне чужим и незнакомым.
– Ты лгал и потворствовал убийству, и твои сыновья погубили праведных людей, воспользовавшись их слабостью. Хамор честно выполнил поставленное тобою условие. Вы осквернили тела мертвых и ограбили их могилы, поэтому их тени будут преследовать вас вечно. Ты и твои сыновья создали целое поколение вдов и сирот, которые никогда не простят вас. Иаков!
– Голос мой звучал громко.
– Иаков… - Я шипела, как змея, которая забирает жизнь и сама всё еще живет.
– Иаков!
– взвыла я, словно раненое животное, и луна исчезла.

– Иаков никогда больше не будет ведать мира. Он потеряет всё, что скопил, и всех, кем дорожит. Он никогда впредь не найдет покоя, и его молитвы не будут услышаны богом его отцов. Иаков знает, что мои слова правдивы.

Посмотри на меня, потому что я несу на себе кровь праведников Сихема. Их кровь пятнает твои руки и голову, и ты никогда не очистишься от нее. Ты нечист, и ты проклят, - сказала я и плюнула в лицо человека, который был мне отцом. Затем я повернулась к нему спиной, и он для меня умер.

Я прокляла их всех. Запах крови мужа все еще стоял в моих ноздрях, и я назвала имя каждого убийцы: перечислила сыновей моей матери Лии и сына моей матери Рахили, сыновей моей матери Зелфы и сына моей матери Билхи. Я призвала силу и власть каждого бога и каждой богини, каждого демона, дабы обречь их всех на муки и уничтожить.

Кровь Салима бурлила внутри меня, и в сердце моем не было жалости ни к одному из них.

– Сыновья Иакова - мерзкие гадюки, - сказала я своим братьям.
– Они словно гнусные черви, которые питаются падалью. Сыновья Иакова в свой черед примут страдания и обратят страдания на своего отца.