Красный шатёр

Диамант Анита

Когда я отвернулась от них, вокруг стояла абсолютная тишина, твердая, как стена. Босиком, не имея ничего, кроме одежды, которая была на мне, я ушла от своих братьев и от отца, от всего, что было моим домом. Я ушла от любви, зная, что никогда уже впредь не увижу свое отражение в глазах моих матерей. Но я не могла больше жить среди них.

Я ушла в безлунную ночь, я в кровь ободрала ноги и разбила колени на пути к долине, но ни разу не остановилась, пока не добралась до ворот Сихема. Меня вела одна лишь мысль, и у меня была одна-единственная цель.

Я должна похоронить мужа и умереть рядом

с ним. Я найду его тело, заверну в простыню, возьму нож, который украл его жизнь, и вскрою свои запястья, чтобы мы вместе стали прахом. Мы войдем рука об руку в вечность, в тихий, печальный, серый мир мертвых, которые питаются пылью и глядят пустыми глазами на лживый мир живых.

У меня не было тогда иных мыслей и намерений. Я была одна и чувствовала себя полностью опустошенной. Я была почти мертва. Я шла, пока не оказалась перед большими воротами Сихема, и опустилась на колени, не способная двигаться дальше.

Если бы Рувим нашел меня тогда и отнес к шатрам, моя жизнь закончилась бы. Возможно, я ходила бы по земле еще много лет, наполовину безумная, заканчивая дни у порога младшей жены младшего брата. Но моя жизнь была бы закончена.

Если бы Рувим нашел меня, Симон и Левий наверняка убили бы моего ребенка, бросив его ночью в пустыне на съедение шакалам. Возможно, они продали бы меня в рабство вместе с Иосифом, сначала вырвав мне язык, чтобы я не проклинала их самыми страшными словами.

Как ни ужасно это звучит, но я придумывала бы этим злодеям всё новые и новые пытки и никогда не сочла бы их боль и страдания достаточными.

И я бы не смягчилась, когда Иаков принял новое имя, Исра Эль, чтобы люди не помнили его как Сихемского Мясника. Он бежал от имени Иаков, которое приобрело значение «лжец», так что слова «ты служишь богу Иакова» стали одним из худших оскорблений, которые можно было бросить в лицо противнику в этой стране; и так было и будет на протяжении многих поколений. Если бы я находилась там и видела всё это, я могла бы улыбнуться, зная, что чудесный дар обращения с животными покинул моего отца и даже собаки сбежали от него. Он заслужил ту агонию, которую пережил, услышав, что его любимца Иосифа растерзали дикие звери.

Если бы Рувим нашел меня тогда у ворот Сихема, я устроила бы Рахили погребение, которое она заслужила. Но Рахиль умерла в дороге, когда Иакову пришлось бежать от гнева жителей долины и Сихема, собиравшихся отомстить за гибель Хамора. Рахиль умерла в муках, родив последнего сына Иакова. «Сын горя» - так назвала она маленького мальчика, который стоил ей потоков темной крови, а затем и самой жизни. Но имя, которое Рахиль выбрала для сына, было слишком откровенным обвинением, а потому Иаков пренебрег желанием умирающей жены и превратил Бен-Они в Беньямина, что означает «сын моей десницы».

Страх гнал Иакова прочь, и он, плохо подготовив тело Рахили к погребению, торопливо и без церемоний закопал жену у обочины дороги, оставив лишь несколько камешков в память о великой любви всей своей жизни. Возможно, я осталась бы у могилы Рахили вместе с Инной, которая поселилась там и соорудила из красивых камней алтарь во имя той, кого считала своей единственной дочерью. Инна научила жительниц долины произносить имя Рахили и завязывать красные шнуры вокруг столба,

пообещав, что это сделает их чрева плодородными, пока имя моей тети живет на устах женщин.

Если бы Рувим нашел меня тогда, я бы увидела, как мое проклятие обернется вокруг его шеи, ибо вся жизнь его была отравлена невоплощенной страстью к Билхе и невысказанными признаниями в любви. Когда чувства наконец-то прорвали плотину, оба потеряли головы, наслаждаясь любовью не только в поле, под звездами, но даже внутри собственного шатра Билхи. Они были истинными любовниками, воплощением Царицы моря и ее брата и повелителя, созданными друг для друга, но с самого начала обреченными.

Когда Иаков однажды застиг их, он лишился достойнейшего из своих сыновей и отправил Рувима на самое дальнее пастбище, так что тот не смог защитить Иосифа. А Билху разгневанный Иаков ударил по лицу, выбив ей зубы. После этого она начала таять. Моя милая, кроткая, маленькая тетушка становилась все меньше и прозрачнее, все тише и настороженнее. Она уже больше не готовила, а только пряла, и нить ее была тоньше, чем у любой другой женщины, напоминая паутинку.

И однажды Билха исчезла. Ее одежда лежала на одеяле, а несколько колец нашли там, где должны были находиться ее руки. Но не было на земле никаких следов, уходивших вдаль. Она просто испарилась, и Иаков больше не произносил ее имени.

Зелфа умерла от лихорадки в тот вечер, когда Иаков уничтожил последнего из терафимов Рахили под священным деревом. Он нашел тщательно припрятанную маленькую богиню-лягушку-ту, что раскрывала утробы нескольким поколениям женщин, - взял топор и расколол древнего идола. А затем помочился на обломки, проклиная божество, в котором видел причину всех своих бед. Увидев это, Зелфа рвала на себе волосы и кричала, обращаясь к небесам. Она умоляла ниспослать ей смерть и плюнула на Великую Мать, упрекая ту, что оставила ее. Затем Зелфа упала на землю и прижалась ртом к грязи. Потребовалось трое мужчин, чтобы связать мою тетушку; боялись, как бы она не причинила себе вреда. Но этого не произошло.

Смерть ее была ужасна, и когда тело Зелфы стали готовить к погребению, оно разломилось, как хрупкая старая глиняная лампа.

Я рада, что не видела этого. Я благодарна судьбе за то, что меня не было рядом, когда Лия потеряла способность управлять сперва пальцами и кистями, а затем и вообще руками. Проснувшись однажды утром, она не смогла встать. Мама наверняка умоляла бы меня, как умоляла бесчувственных невесток, дать ей яд, и я бы сделала это. Я бы пожалела ее и приготовила смертельный напиток. Это лучше, чем умирать медленно, обездвиженной и беспомощной.

Если бы Рувим тогда отвел меня обратно к шатрам тех, кто сделал меня орудием смерти Салима, я бы потом каждый день совершала убийство в своем сердце. Я бы ощущала горечь во сне и наяву. Я превратилась бы в сгусток мрака.

Но у богов были на меня другие планы. Рувим пришел слишком поздно. Солнце высоко стояло над стенами города, когда он достиг восточных ворот, и к тому времени другие руки уже унесли меня прочь.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ