Красный сокол
Шрифт:
Иван, внимательно наблюдая за летящим навстречу истребителем и выполняя традиционное покачивание, опоздал с приветствием рукой не потому, что это было в данной обстановке неожиданно или опасно, а потому, что на него смотрел пилот с одним глазом. На другом мелькнула то ли черная заплатка, то ли щегольский пластырь под морского пирата, то ли чудесная блямба, полученная в драке и затянувшая глазное яблоко иссиня-черным пятном. Поди разберись теперь, когда поезд ушел. Что теперь махать кулаками после драки? Может быть, это бабочка угодила в масляное пятно на стекле кабины и сфокусировалась прямо в глаз. И не такое бывает.
Почетная миссия сопровождения высоких гостей из Германии завершилась для майора Федорова присвоением очередного звания
В связи с тем, что осенние переговоры с Финляндией о безопасности границ, как и весенние, зашли в тупик, а великодержавные амбиции обеих стран возросли до неминуемого взрыва, произошла некоторая подвижка в расположении боевой авиации. Полк пока лишь на бумаге, его надо еще сколотить: найти подходящее местечко поближе к Ленинграду, с прицелом на Карельский перешеек, оборудовать аэродром.
Командующий военно-воздушными силами северо-западного направления Пухин предоставил в распоряжение свежеиспеченного командира полка несколько самолетов, роту саперов и полную свободу действий на благо отчизны. Однако… Триумфальное шествие Красной Армии по восточной Польше и присоединение Западной Украины и Белоруссии к советским социалистическим республикам пагубно отразилось на мышлении и тактическом соображении многих командиров. Разгром бутафорского авангарда немецких войск под Белостоком тактически еще сильнее понизил боеспособность советских войск накануне предполагаемого столкновения с финнами. Эпидемия шапкозакидательства поразила всех, начиная от маршалов и кончая последним тыловиком, отпускающим «буденовки» и противогазы солдатам. Демисезонная экипировка, отсутствие устойчивой связи между частями и подразделениями, оторванность от штабов и тылов, помноженные на жестокие морозы и упрямое следование высшим командованием первоначально заданным направлениям привело к тяжелым трагическим потерям в живой силе и технике.
Авиация в этой страшной бойне выглядела намного предпочтительнее пехоты. Но что она могла сделать в зимние, сплошь нелетные дни?
Работы по строительству бараков, ангаров, взлетного поля по существу только начались, а спешно назначенному командиру резервного авиаполка, сколоченному тоже на скорую руку, приказали прикрывать бомбовозы, гвоздившие сильно укрепленную линию Маннергейма в начавшейся «странной войне».
Потом ему приходилось сбрасывать продукты окруженным воинам восьмой армии севернее Ладоги. Из-за постоянного отсутствия командира на месте строительство базы застопорилось и неукомплектованный полк буквально повис в воздухе. Тогда по приказу командующего авиацией Карело-финского фронта Пухина Федоров посадил остатки летного состава полка в самолет и полетел в Мурманск на помощь Борису Сафонову, дабы пополнить поредевшие ряды боевых летчиков на Крайнем Севере.
И в таком бешеном ритме воздушной акробатики пролетели четыре самых впечатлительных и поучительных года, начиная с Испании и кончая Карело-финской войной.
Постоянно передвигаясь из одной горячей точки в другую, разрываясь между двумя основными видами профессии: летчика-испытателя на птичьих правах и военного пилота без права выбора места службы и специальности по призванию, неизменно оказываясь временно привязанным, прикомандированным к чужому начальству, нередко — к иностранному двору под вымышленным именем, Иван Евграфович по своему легкомыслию, да и по воспитанию недооценивал канцелярские дела, никогда не радел ни о боевом счете лично одержанных над врагом побед, ни о продвижении по службе, ни тем более о наградах и материальном благополучии. Кстати, последние сыпались на него как из рога изобилия помимо его воли и желания. Единственное, чем он дорожил и что удерживало его на высочайшем нравственном и профессиональном уровне, вопреки бесшабашности и гордыне, так это жажда выделиться геройским поступком, желание совершить что-нибудь необычное, сопоставимое с мужеством Громова, перелетевшего через Северный полюс в Америку. Жажда подвига.
Эта
Глава 6
Баш на баш (формула вождя)
После завершения карело-финского побоища военные события на западе развивались столь стремительно, что Федоров не мог уследить за ними, чтобы самому определиться и выбрать то единственное место службы, которое бы удовлетворяло его профессиональные потребности летать. Не хотелось ему расставаться с военной службой, располагающей большим набором средств самовыражения. В то же время близость к столице, точнее — к корифеям воздухоплавания, к делу Чкалова, Громова, Байдукова, тянула к интереснейшей работе летчика-испытателя. Да и в Министерстве иностранных дел он зарекомендовал себя как надежный, коммуникабельный и обходительный специалист по исполнению поручений на высочайшем державном уровне. Высокий, красивый, стройный, с мягкими благородными чертами лица, он был востребован там, где главенствующая роль отводилась не столько уму, сколько привлекательному виду, умению быть аккуратным, не ударить лицом в грязь перед высокопоставленными людьми. И он блестяще справлялся с этой представительской миссией как за рубежом, так и в околокремлевском пространстве. Все это как-то удовлетворяло перспективного пилота с нерастраченными задатками Икаруса двадцатого века.
Он чувствовал в себе силу и способность совершить нечто большее, чем сбить самолет противника. Эти чудодейственные силы из месяца в месяц, из года в год накапливались в его теле и душе до такой степени, что он готов был пойти на самоубийство, лишь бы вырваться на волю, разорвать замкнутое пространство недозволенности, обрести свободу самовыражения.
Такое стремление вырваться из заколдованного круга он впервые ощутил еще в Луганске, когда увидел самолет. По недостатку знаний думал, что самолет при посадке разбивается. Он готов был тогда пожертвовать жизнью, только бы полетать вволю, почувствовать себя богом, взирающим на землю с высоты.
Потом такой прилив сил и желания он испытал по окончанию школы военных пилотов, когда его всячески старались закрепить инструктором при училище. По молодости и буйству сил он пригрозил выжать из У-2 то невозможное в области техники пилотирования, что принадлежало новейшим истребителям того времени, в случае, если не выпишут его в строевую часть. Накопившийся пар он частично спустил тогда на дуэли, которая косвенным образом помогла ему удачно расстаться с училищем.
В Испании, отдавая всю энергию и все знания борьбе за великие идеалы революции и народовластия, он мог бы стать национальным героем, но за шесть месяцев под чужим именем прослыл только Красным Дьяволом, что придало ему еще больше уверенности в способности совершить великое деяние.
На Востоке, у озера Хасан, в Китае он как летчик-профессионал вообще не фигурировал. А если и сбивал самолеты врага, то официально не афишировал, так как участвовал в бою по личной инициативе, по договоренности с командованием под секретным китайским именем, без какого-либо строгого учета действительных побед, ибо по должности военного советника не обязан был участвовать в боевых вылетах.
Халхин-Гол дал ему как боевому летчику много. Зато идея приземлить, захватить исправный вражеский истребитель провалилась с треском. Слишком мало было отпущено ему времени для такой ювелирной работы. Задача сбить же японский самолет походила для него на трудную, но обыденную работу, не требующую высокого напряжения ума и тела. Мощный потенциал души и разума, таким образом, не нашел выхода на земле Халхов.