Красный сокол
Шрифт:
— Сегодня — два истребителя. Вчера — один бомбовоз. Пять дней — пять самолетов. Хасан — три самолета…
— Стоп! Фамилия… Имя, имя! — напрягся комкор, доставая блокнот из кармана гимнастерки.
— Покажите мне летчика, который сбил меня, тогда назову свое имя, — твердо заявил пленный.
— Ну и фрукт попался. Без доказательства из первых рук не колется. Позовите Рахова. Заодно и Федорова, — распорядился комкор.
Первым вошел Рахов, мельком окинул глазами всех присутствующих и выжидательно уставился на восседающих за импровизированным столом, доложил
— Отставить! — цыкнул на него командующий и, обращаясь к пленному: — Это он поджег тебя. Доволен? — указал рукой комкор на щуплого паренька, крест-накрест перехваченного портупеей, за которым заметно выделялась высокая статная фигура Федорова, как бы подпирающая молодого летчика с тыла.
Пленный смерил придирчивым взглядом с головы до ног представленного ему победителя и вопрошающе воззрился на большого начальника с орденами. Получив утвердительный кивок, самурай сделал шаг к удачливому сопернику и низко поклонился. Отступил назад. Злобно выхватил из пазухи и бросил под ноги победителю платок:
— Я — Такео Фукудэ. Этот платок вышивали две тысячи самых счастливых девушек Японии, как талисман лучшему летчику императорской эскадры. Теперь он принадлежит тебе. Моя звезда закатилась. Платок не помог. Разрешите помолиться, попросить прощения у Будды.
Комкор опять кивнул головой. Самурай достал из кармана крохотного божка из красного дерева. Бережно поставил его дрожащими пальцами на край ящика, опустился на колени и стал молиться.
Рахов поднял шелковый платок, расшитый причудливым орнаментом с иероглифами по краям. Начальники за столом о чем-то шептались, поглядывая на разложенную карту. Кравченко, заметив появившегося Константина Симонова, жестами пригласил его поближе к столу, показывая на фронтовую газету «Сталинские соколы». Поэтому никто не видел, куда исчез деревянный божок со стола.
Такео поднялся с колен, готовый к продолжению допроса. Федоров тихонько шепнул на ухо Виктору:
— Догадываешься: о чем он теперь молится? Сейчас попросит кинжал. Харакири.
— Дайте мне еду. Я голодный как собака, — всполошился самурай, когда ему указали на выход.
— На, выкуси! — засмеялся Виктор, поворачиваясь к сослуживцу. Не тот самурай пошел, что на Хасане.
Как писал потом Симонов: все течет и все меняется. Не меняется только звериная сущность человечества.
Когда пленного увели, командир полка продолжил обсуждение главного происшествия дня.
— Что у вас там случилось, товарищ майор, с этим кавалером двух тысяч влюбленных вышивальщиц? — повернулся Смушкевич к командиру охотников за японскими самолетами.
«Ах, вот зачем вызвали!» — отметил майор.
— Ничего особенного, товарищ комкор. Такого самурая взять живым не так просто, — переступил с ноги на ногу Федоров.
— Так и не надо было брать. Вон Рахов не ломал голову, — подал голос командир полка, оторвавшись от своих записей.
— Ему что? Над ним не висит задание Центра, товарищ комкор.
— Гм… да. Что с ведомым Мошиным?
— Не повезло. Спустился на парашюте.
— А
— Ничего. Ни одной пробоины, — не дрогнув ни одним мускулом, отразил и этот наскок бывалый летчик.
— Все у Вас «ничего». Надеюсь, не завтра, так послезавтра получится что-то существенное. Значит, пробоины не было. А горел отчего? Нашли причину? — комкор посмотрел на Ивана Лакеева, зевающего в ладонь от недосыпания.
— Фокусники, товарищ комкор. Приспособили дымовые шашки для имитации загорания. Вот на эту наживку хотели подловить японца. Не удалось: помешал свой же товарищ, клюнувший на ту же приманку.
— Не пойму. Где вы такую тактику подцепили? В Испании обходились, кажется, без сомнительных новшеств, — удивленно вскинулся на своего давнего подопечного комкор.
— У японцев, товарищ комкор. Они на подобные штучки более коварны, чем немцы. Просто попался мне Федот, да не тот. Поспешил. Чтоб принудить пилота к вынужденной посадке, нужно брать в шоры примитив, а не аса. Короче, сглупил. Исправлюсь.
Откровенное признание своей ошибки «испанцем» успокоило командование, и оно постаралось быстрее закончить разбор полетов. Пусть лишний час-другой поспят летуны.
Глава 5
От Великих Лук до Мурманска
После окружения и разгрома японской группировки генерала Камацубара фронт на реке Халхин-Гол застыл на восстановленной границе. Бои прекратились. Только воздушная война почему-то не утихала, хотя с каждым днем заметно теряла свой боевой пыл. Однако уже девятого сентября, в день провокационного нападения Германии на Польшу, стало ясно, что «испанцев» ждут интересные дела на западе.
Так оно и вышло. Через день Иван Федоров, Сергей Грицевец и Виктор Рахов вместе с командиром отряда истребителей с реактивными установками улетели на бомбардировщике в Читу, а оттуда — в Белоруссию. Каждый — в свое подразделение.
По рекомендации Громова командир бригады выделил Ивану Евграфовичу пять истребителей и три тяжелых бомбардировщика для немецкой делегации, прибывшей своим транспортом, в район Великих Лук на переговоры о нейтралитете. Переговоры быстро завершились разделением сфер влияния в Польше между СССР и Германией. Риббентроп, Геббельс и Геринг, каждый со своей свитой, разместились в предоставленных им бомбовозах и полетели, сопровождаемые эскортом из пяти истребителей, в Москву для подписания договора о дружбе.
Возвращались через день.
Пересев на свои самолеты, немецкая делегация вылетела в Пруссию под прикрытием все той же пятерки истребителей до границы на реке Неман, где их встретили истребители Люфтваффе. Покачав крыльями в традиционном приветствии, Федоров развернул свой головной истребитель на восток. Когда расходились встречным курсом в противоположные стороны, командир немецкой эскадрильи повернул голову в сторону Ивана и поприветствовал его рукой, как это делают шоферы междугородних машин, встречаясь с коллегами на дорогах.