Красный свет
Шрифт:
– Да не надішле від підмогу, в Заксенхаузені сіде. Фріци його посоділі.
– Так він вже давно на свободі!
Поезд тронулся, вскоре после вокзала мы проехали огромный вещевой рынок, дамы отметили, что торговля идет бойко. Я подумал, сказать ли им, что несколько месяцев назад на рынок поступили вещи евреев, расстрелянных в Бабьем Яру, – дамам информация бы пригодилась. Решил не говорить.
Нас поместили в вагоне начальника поезда, хирурга Атанаса Атанасова. Хирург говорил по-немецки.
– Имейте в виду, раненым много еды не нужно. Обычно сразу дают есть, это плохо.
– Мы
– Там коммунисты, – сказал Атанасов. – Сначала людей в России загубили, теперь других убивают.
– Я думала, – резко сказала графиня, – что все славяне братья.
– Этот брат – бандит.
– Разве не Германия напала?
– Фюрер прав. Не надо ждать, пока зверь нападет.
– Но пленные солдаты не виноваты, – сказала Елена.
– Хотите знать мое мнение?
– Да, скажите.
– Высказывать мнение не стану.
– Скажите, интересно.
– Воздержусь. Я врач, знаете ли. Вы пробовали ракию?
– Нет, никогда.
– Угощайтесь, это лучше, чем русская водка.
Когда ракию разводили водой, она становилась белой, похожей на абсент. Елене это напомнило картины Пикассо. Поезд шел через Украину, мимо черных от гари пустырей.
Мы видели колонну женщин с детьми – вдоль железнодорожного полотна шли бабы с малолетними детьми, несли детей на руках, волокли чемоданы с барахлом, которое им никогда больше не пригодится. Их конвоировали германские солдаты – по три эсэсовца на колонну. Я предположил, что женщин отправляют на работы в «Фарбениндустри». Лица у женщин были безумны. Я предложил Елене не смотреть в окно, но она смотрела, не могла отвести глаза от этих диких азиатских лиц. Никто из женщин не плакал, они выли. Это был ровный вой, напоминающий вой волков. Вой гудел в воздухе, и мы слышали вой через стекла вагона.
– Подумайте, – сказал я Елене, – вы хотите, чтобы именно это было в Германии? Или все-таки лучше видеть такое здесь?
Я вышел в вагонный коридор спросить чаю – увидел госпожу графиню, застывшую в неестественной позе; Фрея фон Мольтке стояла согнувшись, держась обеими руками за лицо.
– Что с вами? – спросил я.
– Я вспомнила рассказ Хельмута. Не верю, не хочу верить. Его рассказ не может быть правдой, скажите! Вы слышали про расстрел киевских евреев? Вероятно, советская пропаганда.
– А если правда?
– Не верю.
– Госпожа графиня, скажите: когда смотрите картину Брейгеля – вы разглядываете фрагмент или все полотно? Могу я напомнить Гёте? – И я прочел из «Фауста»:
Здесь не тевтонской пляской смертиВас встретят ряженые чертиЗдесь жизнерадостнее тон!В дни римского коронованьяЗа Альпами край ликованьяК державе присоединен.– К чему эти стихи?
– На Восточном фронте скверно, но в Италии, Греции, Испании, Франции – превосходно. Священная Римская империя велика. Не глядите на один фрагмент.
К нам подошел болгарский солдат с подносом – чай и традиционные болгарские сладости. Так, в сопровождении рослых солдат с висячими усами, мы доехали до
10
Посещение лагеря во Ржеве было наименьшим из возможных зол – ничего страшного мы увидеть не могли. В Аушвице им бы нашлось на что посмотреть. Как типично для сердобольных аристократов: ехать на край света с ненужной там помощью и не заметить просящего калеку у парадных ворот.
Дамы были удивлены, что генерал не встретил их на полустанке, однако Модель прислал адъютанта, Рудольфа Мэкера, офицера галантного.
Мы ехали на автомобиле Вальтера Моделя. Для личного секретаря Адольфа Гитлера это было естественным комфортом; впрочем, как раз мне внимания уделили меньше, нежели дамам, – я отнес это на счет куртуазности адъютанта. За нами следовал транспорт с охраной.
Елена была в черном кожаном пальто, похожем на пальто эсэсовца. Эсесовцы носили такие пальто, перепоясанные ремнем со стандартной бляхой, на которой были выбиты буквы EНT («Ehre Heist Treue») – то была цитата из речи Гитлера «Эсэсовец, твоя честь в верности». Имелась в виду верность именно фюреру нации; Гиммлер создал из фразы символ. Я успел подумать, что вермахт такой девиз не устроил – армейские офицеры выбили на своих ремнях «Gott mit Uns» – «С нами Бог», отнюдь не фюрер. Прежде сопоставление девизов не пришло бы мне в голову – но я слишком много думал об армейском заговоре.
Адъютант развлек дам беседой: выяснилось, что охота здесь неплохая. Генерал страстный охотник. Даже во время январских событий находил время. Ах, этот Вальтер! Дамы посмеялись, хотя настроение наше было подавленным. Войну мы не видели, но чувствовали всем существом – спиной, локтями, щеками. Война была в воздухе – вязкая липкая война.
Через два часа въехали во Ржев. Проехали сожженные кварталы предместья, ряды опустевших деревянных домов, несколько каменных бараков, выгоревших до основания, затем пошел сохранившийся квартал старинной застройки – там были лавки, даже небольшой рынок, затем проехали фабрику, превращенную в крепость, полосу дзотов и противотанковых укреплений, зенитную батарею. Адьютант комментировал увиденное.
– Мы на юго-западе города, – пояснял адъютант, – вы видите третью линию обороны.
– Построили быстро, – сказал я.
– Передайте фюреру, германские солдаты стараются, – и дамам: – Вы уверены, что действительно хотите видеть объект? Вместо посещения лагеря я бы предложил вам охоту на тетерева.
Дамы пожали плечами. Они не представляли, что увидят. Это была причуда, а причуды невозможно отменить.
– Если я правильно понял генерала, – сказал Мэкер, – ваш сын служит в Девятой армии.
– У вас служит и его друг, Отто Кумм, – сказала Елена. – Про него мой сын рассказывал чудеса.
– Кумм – храбрец. Знаете этого молодого человека?
– Молодого человека я кормила жареной картошкой на кухне – в тридцать третьем. Давно! Мне было всего тридцать пять, казалось, вся жизнь впереди, представляете, Фрая?
– Знаю слишком хорошо. Наш Хельмут-младший только родился. Я думала – вот оно, счастье.
– Не могу поверить в эти невозможные цифры, – галантно сказал Мэкер.