Красный свет
Шрифт:
– Видите ли, – сказал граф фон Мольтке, – я прихожусь внучатым племянникам фельдмаршалу, но сам человек не военный. С генералами знаком плохо. О заговоре генералов мне ничего не известно.
– Прекратите, – сказал я, – времени нет. Времени нет на бытие. – Хорошо, что Хайдеггер не слышал моей реплики. – Вы стоите на пороге, граф фон Мольтке, а за дверью – пропасть. Ваш силезский кружок заговорщиков объединится с кружком фон Вицлебена и фон Трескова – вы собираетесь вернуть монархию. Знаю, знаю! У вас все продумано, фронт вас поддержит! Но победы
– Вы в плену заблуждений. Мы отнюдь не собираемся никого убивать, – сказал фон Мольтке. – Я противник агрессии, мы даже Адольфа Гитлера не собираемся убивать. Хотя он из немногих людей, заслуживших насильственную смерть.
Граф говорил надменно, скрестив на груди руки. Он каждым словом показывал, что в своем родовом поместье говорит то, что хочет, и сдерживать себя не собирается. Ему было безразлично – донесу я на него или нет. Это было самым оскорбительным.
– Вы сталинист?
– Мне глубоко несимпатичен Иосиф Сталин.
– Вы большевик?
– Ни в коем случае.
– Вы не замышляете переворот?
– Полная ерунда.
– И никакого заговора нет?
– Конечно нет. Я открыто написал все Кейтелю.
– Для чего вы написали доклад Кейтелю? Вы знали, что это не будет иметь результата.
– Результатом является моя чистая совесть. Я не могу принять методы этой войны. Однако заговора нет.
Я говорил с человеком, который не интересовался моей реакцией, – он не старался предстать невинным, он говорил ровно то, что думал, и это было гораздо опаснее, нежели ложь. Я сказал ему так:
– Вы не один, граф фон Мольтке. Вокруг вас и за вами десятки заговорщиков. Вы не можете о них не знать. Мне безразлично, что будет с вашими друзьями-генералами. Предупреждаю: я не дам втянуть Елену в авантюру. Я вас разоблачу!
– Как будет угодно, – сказал Мольтке. – Но уверяю вас: мне неизвестно о монархическом заговоре генералов. Я далек от подобных идей. И цели военных генералов мне несимпатичны.
– А как же честь аристократа? Я уверен, что вы и ваши знакомые переживаете. Разве ваше достоинство графа не ущемляется соседством с колбасниками и булочниками?
– У вас неверное представление о чести дворянина, господин Ханфштангль, – ответил Мольтке. – Особенность чести дворянина в том, что она точь-в-точь такая же, как честь булочника или колбасника. И если вам кто-то сказал, что эта честь в чем-то более честная, этот человек ошибся. Дворянин по праву рождения отвечает за страну, власть и народ, но и булочник отвечает точно так же. Я не знаю и не хочу знать о тех заговорщиках, которых вы называете гибеллинами. Вы можете мне не верить, но я с ними не связан. Возможно, кто-то из баронов хочет вернуть монархию – мне это представляется дикой мыслью.
– Разве ваш кружок не занимается программой будущего Германии?
– Да, мы пишем программу. Но будущее – не монархия. И не
– Какое будущее Германии видите вы? Если не монархию – то что же? Вы верите в национал-социализм?
– Я не знаю ничего более гнусного, чем нацизм, – ответил Хельмут фон Мольтке. Он не посчитал нужным выбрать более мягкое выражение. – Все свои силы я отдам его поражению. Но я против убийства Гитлера. Это превратит негодяя – в мученика. От души надеюсь, что поражение Германии в войне приведет к власти нового лидера. Крах военной Германии буду приветствовать. Но монархию я приветствовать не намерен.
– Демократия? – Я вложил всю язвительность в свой вопрос. – Вы, как вижу, сторонник демократии? А то, что демократия всегда приведет к власти Гитлера или Сталина, вас не смутит?
– Полагаю, так будет не всегда.
– Нет! – крикнул я. – Не обольщайтесь, фон Мольтке, родовитый граф из семейства фельдмаршалов! Потомок фельдмаршала, проживающий в имении на территории покоренной Польши! Так будет всегда! Гибеллины будут рвать власть из рук гвельфов, императоры будут душить коммунистических главарей, а сталинисты станут подкладывать бомбы под банкиров. Не будет иной истории! История – это вопрос власти!
– Вы заблуждаетесь, – сказал фон Мольтке очень спокойно. – Это крайне плоская картина истории.
– Однако до сих пор иной не нарисовали.
– Я христианин, – ответил фон Мольтке, – и будущее Германии я вижу в христианстве. Я говорю так несмотря на то, что христианской Германия никогда не была в полной мере. Сейчас заканчивается эпоха, которая началась еще при Лютере, я отсчитываю время Гитлера со времен Реформации. Эпоха Реформации закономерно закончилась капитализмом и нацизмом – это позор и гибель для моей страны. Тому, что вы называете историей власти, – придет конец.
– Считаете, что эра капитализма и нацизма пройдет?
– Безусловно. – Граф выдержал паузу и сказал еще раз: – Безусловно.
– Вы желаете видеть германское христианское государство? – спросил я. Этому человеку надо было все объяснять с азов, объяснять Ницше и историю Германии. – Полагаете, возможно такое? Такое благостное государство, вероятно, возникнет на развалинах рейха, как возникла республика Иисуса Христа – на развалинах медичийской Флоренции? Себе вы готовите роль монаха Савонаролы?
– Нет, – ответил фон Мольтке, – себе я отвожу более скромную роль. Я по образованию юрист и законник. Я не проповедник. Буду писать социальные законы и следить за их исполнением. Буду настаивать на том, чтобы бедных не притесняли богатые, чтобы ни один человек не был унижен на основании своих убеждений, своей нации, своего достатка. Буду заниматься пособиями для нищих, больницами для рабочих, школами для сирот. Я буду следить, чтобы не появилось монопольных прав в производстве и сбыте. Буду бороться с централизацией. Я считаю, что субсидиарная демократия есть наиболее разумная форма общественного устройства.