Красный вереск
Шрифт:
— Сначала надо место найти, где засесть. Тут подвалы…
…Подвалы в самом деле впечатляли. Крепость обрушилась не от времени, а в одночасье, когда соседи во время усобицы взяли её стены штурмом — и подвалы засыпало. Время и люди расчистили некоторые входы. Из-за их обилия горцев было бы трудновато запереть под землёй, даже отыщи враг место их стоянки.
Единственное, что хорошо — внизу не было дождя. А так тут оказалось почти так же сыро, как наверху, холодно, да ещё и темно. Свет факелов и двух фонариков выхватывал из темноты на стенах суровые лица — барельефы изображали забытых вождей и безымянных ныне героев племени, имени которого
Люди тут не раз ночевали — в одном из залов с низким потолком возле очага в стене были сложены дрова. Они отсырели и только после того, как ими занялся Йерикка — у него получилось, но дерево всё равно горело со щелчками, шипением и брызгами, высыхая по мере сгорания. В подвале сразу же стало уютнее.
— Да, то не в пещере…
— Ну и не у лесовиков на перине-то…
— Кто на перине, а кто в овине…
— А то гнали тебя туда?..
— Да не гнал его никто — с девчонкой он перемигнулся…
— Й-ой, она хоть то себе была?..
— Помните ли — о прошлую зиму в Снегиревке одна-то рыжую двойню в подоле принесла?..
— Ты на что намекаешь?!.
— Так… одно за девять-то месяцев об тот срок единый в наших местах рыжий вроде и в Снегирёвку-то являлся…
— В рыло?..
— Воевода, будет темноту напускать, теперь как станем?..
— Увидится — развиднится…
Гоймир ничего не приказывал, но Олег встал и подхватил автомат:
— Пойду.
— Погоди, с тобой я, — Богдан вскочил на ноги. — Одиночкой ты там переломаешься…
…Летучие мыши-кожаны, должно быть, держались того мнения, что погода нелётная. Они беззастенчиво дрыхли на балках — словно кто-то увешал каменные брусья сотнями серых свёрточков. Но ни одна даже не пискнула, когда, мальчишки пробирались полуразрушенными лестницами на самый верх.
— Уоп! — Богдан перескочил провал. — Сюда шагай, тут виднее.
Олег предпочёл перейти карнизом.
Когда-то это была широкая бойница, сейчас превратившаяся в выемку на обрезе стены — тут можно было встать спина к спине. Наблюдатели подняли взятые у товарищей бинокли. Просветлённая оптика, разредила пелену дождя. Дружинные Шлемы шли на севере ровной цепочкой, больше похожей на похоронные курганы.
— Стрелков вижу, — сказал Богдан. Олег осторожно повернулся.
Ряды серо-зелёных куполовидных палаток виднелись за рекой, верстах в шести. Живого ничего не было заметно, но подальше в грязи буксовали два мощных грузовика, а возле них суетились фигурки.
— Добро то, что дорог нет, — убеждённо заявил Богдан. — Вот были бы — нам кисло стало бы. А так — пусть грязь-то поразгребают, трупоеды пустоперые!
— Смотри-смотри! — Олег толкнул его локтем, едва не скинув вниз. — Там в Дружинных Шлемах!
В той стороне, куда он указал, опадало облако мощного взрыва. Сюда не донеслось ни звука.
— То что? — удивился Богдан. А Олег вдруг догадался, что это и весело ответил:
— Похоже, кто-то из наших тропу взорвал… Давай ещё вокруг посмотрим?
Они посмотрели. Но среди лесов и участков лугов ничего больше не двигалось.
— Там что? — Олег, опустив бинокль, указал на запад.
— Там-то? — Богдан тоже повесил бинокль на грудь. — Берег, от тех мест они движутся, данваны-то… Вон то — гора Тёмная, во-он, видишь? — Олег различил очень-очень далеко на севере, километров за сто пятьдесят, а то и больше, похожие на тень очертания серого пика. — С неё течёт Воронья река,
— А почему название такое красивое? — удивился Олег.
— Так там и впрямь рощи берегом стоят. Да вот деревья — уродились корченые, выморочные… Отец мой там бывал, так говорил — малое время побыли — всех тоска за сердце взяла… Знать бы то, куда отсюда?..
— Пошли, а то я опять мокрый, — повёл плечами Олег.
…В подвале у очага полным ходом шло совещание. Правда, большинство горцев в нём не участвовали, а с довольным видом сидели и лежали у огня на расстеленных плащах.
Великая это вещь — огонь. Мелочи типа власти над природой, которую он дал человеку, в счёт не идут. Огонь лечит человеческие души, и недаром тут его почитают как самого близкого людям бога. Вот плохо всё — внутри, снаружи… Хуже некуда, край! Соберёшь в кучку сухие веточки, составишь их шалашиком, сунешь внутрь скомканную бумажку, чиркнешь спичкой — и поднимается над сушняком призрачное в свете дня или ярко-оранжевое во тьме пламя. Сядешь возле него, сложишь руки на коленях, посмотришь на танцующие язычки — и словно бы сами собой отодвинутся, а то и вовсе уйдут горькие мысли, беды и заботы. Огонь — защитник, друг и даже… собеседник!
Может быть, именно поэтому так любят люди разводить огонь…
…В целом тут было тихо, даже говорившие над картой Гоймир, Йерикка и Резан явно глушили голос, чтобы не нарушать тишину. Лица мальчишек в оранжевом свете казались по-особенному задумчивыми и по-особенному красивыми, похожими на смотревшие со стен барельефы.
— Лагерь их вот тут, — приглушил голос и Олег, показывая на карте. — Остальная Лесная долина, пуста, как…
— Стол горожанина? — спросил, посмеиваясь, Резан.
— Голова горца, — невозмутимо ответил Олег, облокачиваясь на край каменной плиты, на которой расстелили карту. — Я больше не нужен?
— Да ты и прочим часом не очень требован, — пустил ему в спину Гоймир.
Олег промолчал. У огня потеснились и дали место. Олег, сбросив плащ, сел на него и вытянул мокрые ноги к огню.
Шёл оживлённый, хотя и негромкий разговор о сказочных нелюдях.
Неожиданно выяснилось, что большинство горцев стоит на твёрдых, почти материалистических позициях и убеждены, что человек — единственное по-настоящему разумное существо в Мире.
— Вон они — лешие, водяные, мавки, уводни — полна коробочка, — говорил Холод. — Под ноги бросаются, иной час — больше чем грибов по осени! А хоть капля разума в них есть? И не бывало. По мне — что лешак, что бер. Звери. И вместе на человека похожи, но не люди же от того!
— А басни? — запальчиво возражал Гостимир. — Там-то они говорят! А коль говорят — значит, разум есть?
— Й-ой, так в баснях на коврах поднебесьем летают! — насмешливо возразил Холод. — Я тем часом, как сопливым был, ковёр из горницы аж до крыши затащил. Сел на него, да и давай все заклятья рядом вспоминать — полетать возмечтал!