Красный вереск
Шрифт:
Гоймир хрипло сказал, полузакрыв глаза чёрными от недосыпа и усталости веками:
— В пору поспели… Лава сошла… — он улыбнулся, на губах из трещин выступила кровь. — Если кто и поспешал по следу — свело их… — он вытер кровь крагой, моргнул, сплюнул.
— Нас тоже сведёт, — тускло ответил кто-то. — Им добро — их хоть в тепло утащило. А мы тут одно… окочуримся.
— Заткнись, — сказал Йерикка. Проваливаясь в снег, прошёл до конца каменной гряды, выглянул в снежную мглу.
— Не потишало? — спросил Гоймир. Йерикка покачал головой, возвращаясь, ударил
— Встань, сопляк! Быстро!
Богдан поднялся, привалился к камням, достал негнущимися пальцами «вальтер»:
— Кончу тебя…
— А, — отмахнулся Йерикка. Подбросил пулемёт на плече и пошёл к Гоймиру. Богдан выстрелил ему в спину, промахнулся. Йерикка даже не повернул головы.
Олег, оттолкнувшись плечами, пошёл следом, проходя мимо Богдана, ударил его в подбородок. Тот неловко сел в снег опять, выронил пистолет, стукнулся затылком о камень.
Олег подошёл к совещавшимся Гоймиру и Йерикке. Позади шмыгал носом, копошился в снегу, разыскивая пистолет, Богдан, сплёвывали и шумно дышали остальные.
— Что там? — коротко спросил Олег. Йерикка ответил:
— Если в ближайшие полчаса не найдём себе убежище на ночь — подохнем. Или сядем и не встанем уже, или на тропе занесёт… Гоймирко, ребята садятся. Прошлую ночь почти не спали, потом считай двадцать вёрст по горам… Гоймир, не отвечая, смотрел в круговерть снега. Тихо ответил:
— На рисунках пещер нет. Только скалы одно…
— Попросимся переночевать к волотам в камень, — сказал Йерикка, — лишь бы не под камень.
— Идти надо, — решился Гоймир. — Й-ой, поднимаемся, встаём! Всё!
Йерикка пошёл в конец колонны. Олег не переставал удивляться его выносливости. Рыжий горец был совершенно неутомим — а сейчас ещё и беспощаден. Тех, кто успел усесться и не хотел вставать, расслабившись и уже погрузившись в оцепенение, легко переходящее в смерть, он бил наотмашь мечом в ножнах, выплёвывая ругательства — порой совершенно бессмысленные, но остервенелые. В ответ ему тоже неслась ругань, но беспомощная. Подняв всех, Йерикка пристроился последним и пообещал:
— Кто упадёт — прикончу тут же! — не поверить ему было трудно…
… Наверное, о таких переходах потом сочиняют былины. Или складывают? Тут ничего не надо сочинять — всё правда… Может, и про них сложат — сейчас Олега это мало интересовало. Снова лупил в лицо беспощадный снег. Олег, стиснув зубы, пёр на одной гордости, как плуг — тут было по бёдра — полуволоча Богдана. Тот еле передвигал ногами, бормоча:
— Помрём… все помрём… боги, боги…
Грозить ему смертью или стыдить было бесполезно, Олег пыхтел и тащил его, хотя не вполне понимал, почему сам движется. А преследователи сейчас лежат под снегом… им не надо идти… снег тёплый, толстый… там нет ветра и холода… там тихо и тепло…
…— Вольг, оправо возьми!
Ах,да! Олег зашёл шагов на пять от тропы. Казалось, идущую цепочку размывает ветер — то один, то другой
— Одно… ни единый… не помрёт! Я… запрещаю… то!
И все удивились и не поверили, когда он вдруг выбросил руку вперёд и выкрикнул:
— Пещера!
…Это было сильно сказано. На пещеру увиденное воеводой не тянуло — просто расщелина в скале, узкая и невысокая. Но ветер туда не задувал, и это оставалось главным.
Радоваться ни у кого сил не оставалось, выяснилось, что в расщелине «паркетом» (это Олег так определил) могут поместиться десять человек. Но это уже никого не интересовало и не смущало. Мальчишки поспешно побросали часть плащей на пол и легли — пятеро ногами к выходу, пятеро — головами между их голов, ногами — вглубь расщелины. Остальные девятеро улеглись на товарищей сверху — и вся эта куча закрылась оставшимися плащами,
Трудновато в это поверить, но никто не шевельнулся, чтобы расположиться поудобнее. Меньше всего их сейчас волновало, что кто-то кому-то давит локтем на горло, что в живот упёрлась рукоять пистолета, а чья-то чуня упёрлась тебе между ног. Сил пошевелиться не оставалось, и обтекающая талой водой одежда не казалась неудобством.
Олег лежал между Йериккой и Рваном, голова его оказалась зажата головами Богдана и Холода. Сверху навалился Морок. Было душно, сыро, пахло мокрой тканью, потом, сырым металлом, коже и талой водой. Снаружи вовсю уже свистел, и ревел буран, по ногам немного тянуло. Дышать оказалось трудновато, вокруг тоже тяжело дышали остальные. И всё-таки Олег чувствовал, как его с каждой секундой всё больше и больше охватывает счастье — оттого, что он просто жив!
Он уже засыпал, покачивался на мягчайшей перине предсонной дрёмы, когда ему в щёку толкнулся горячий шёпот Богдана:
— Во-ольг…
— Умм… — отозвался он. И пошевелился, насколько это было возможно, чтобы показать — не спит.
— Прости… Вольг?
— Ага. За что? — сонно спросил Олег, стараясь удерживать себя на грани сна и бодрствования, чтобы и говорить, и иметь возможность заснуть в любую секунду.
— Так ты ж… ты меня одно спас… — услышал Олег шёпот младшего мальчишки — смущённый и растерянный какой-то.
— Когда? — вяло отозвался Олег. Он не соображал, о чём говорит Богдан, а задумываться было невыносимо лень.
— Ну… на тропе. Повис я на тебе, как мешок… — было слышно, что молодому горцу стыдно. И Олег, вдруг проснувшись рывком, вспомнил прошлогодний поход и младшего мальчишку, свалившегося в болото. Олег вытащил его. Мальчишка был так напуган, что даже не плакал, когда Олег, сам перепуганный, тащил его на берег — и только прижимался к Олегу, глядя испуганными глазами на колышущуюся поверхность болотины. А может быть, он просто не понял, что мог погибнуть… и лишь потом его начала бить крупная дрожь, хотя он уже отогрелся и даже обсох возле с бешеной скоростью разведённого Олегом костра…