Красный закат в конце июня
Шрифт:
Торговали шкурами. Ремнями для оленьих упряжек.
Можно было здесь и новые нарты приобрести. Глиняную посуду. Обзавестись топором, ножом.
Жене в подарок привезти с торжища украшения из бронзы: кольцо с двойной спиралью, в значении ума и находчивости. Шаманские кулоны в виде человечков с большими ушами. Бронзовую скрепку для волос – фибулу.
Были тут и костяные амулеты – кончики лосиных рогов с витиеватой резьбой, медвежьи клыки.
Швейные иглы из костей щук в палец длиной. Вместо ушка – надрез. Острием иглы шкура прокалывалась и в надрез, как крючком, протаскивалась жила – нить.
Главное было иметь деньги (пасы) – квадратные палочки с зарубками.
Или товар на обмен.
Великое
Возле шамана приплясывали два помощника. У одного через плечо перекинута была волчья шкура – для спуска по приказу в нижнее царство. У другого в руках трепетали утиные крылья – для полёта в верхнее.
Раздались мерные удары в бубен колотушки (орба), обтянутой камусом – цельной шкурой, чулком, с ноги оленя.
Ерегеб бил всё сильнее, сначала по одной стороне бубна – взывал к духам верхнего царства, потом по обратной – к духам нижнего.
– Ум-м-м!
Этот утробный звук заставил умолкнуть торжище. Голос повышался, переходил в открытые регистры.
– Ен сусне хум-м-м! [26]
Голос шамана был такой силы, что звенело в голове.
Как если бы стая чаек кричала одновременно над этой заснеженной излучиной Пуи.
26
Ен смотрит сверху.
В морозном вечере шаманские призывы разносились далеко поверх лесов. Только обладатель выдающегося вокала мог камлать. Необычно сильный голос – дар сверху. Сам бог Ен говорил с народом этим нечеловеческим звуком.
Пение, как сказали бы сейчас, было атональное. Никаких тебе чётких терций и квинт. Бесконечное завораживающее глиссандо под гулкий бой бубна и треск сучьев в огне костров.
– Светлое божество Ен. Дай нам удачу хоть иногда. Дух-покровитель охоты, почаще спускайся к нам на землю. Дух Ельника, будь всегда на своём месте. Дух рек и ручьев, не отлетай далеко от берегов. Дух – хозяин бубна, звучи сильнее! Они здесь! Курите, курите им быстрее!
В толпе камлающих началось движение. Растёртые сушёные листья багульника угорцы спешно выгребали из потайных углов одежды, выкладывали кучками на утоптанный снег. Опускались на колени, бросали угольки в душистый порошок, раздували и раскуривали в глиняных трубочках.
Служки поднесли шаману тлеющий уголь, и он съел его, что означало готовность подниматься на семь ступеней к верхнему царству и переносить на землю души заболевших людей.
– Души детей Ена ловите! – крикнул шаман из верхнего царства.
Толпа с воздетыми вверх руками начала бег вокруг ракиты.
Шаман бил в бубен семь раз по семь с перерывами. Между сериями ударов обыгрывал бубен, представлял его то щитом, то лодкой, то луком для стрельбы. А колотушку – плетью, веслом, стрелой [27] …
На второй день по обычаю забили на празднике Ен рогатого оленя.
Уже солнце поднялось высоко, когда Синец отмахал путь от землянки до торжища и выволок сани со льда на берег.
27
Камланье угорцев – это была народная игра, наполненная величайшими для них смыслами. Чистые сердцем, близкие к истокам человечности, они верили, что все попадут в верхнее царство. И бог Ен не станет разделять души на злых и добрых, назначать одним наказание, другим поощрение. Понятия греха, как и праведности, в среде угорцев не существовало, ибо степень зла и добра в их поступках
Общая трапеза была в самом разгаре. От туши отделяли тонкие ленты (строганину) и раздавали всем желающим.
Опускали в рот язык на язык.
Сырое сочное мясо запивали брагой из малины.
Колотили костями-бабками по висячим дощечкам – барабанили.
Дудели в связки гусиных перьев. Угорские мужики орали:
Напился допьянаВ день великого праздника.А теперь прошу вас,Люди добрые,Увезите меня домой.Я приеду в свой дом,Где нет хмельного пойла.Буду долго спать.(Вал хозу алжик)Женщины не отставали ни в питии, ни в пении:
У матери Мухоморихи шестеро детей,Она идёт, хромает,Ведёт своих детей за руки.Ходит по домам в гости, где брагу пьют.Её одежды развеваются,И шестеро детей поспевают следом —Все на одной ноге…(Менденки еги лаб)Но и торг за буйством не забывался. За один куль муки дали Синцу торбаса [28] . Другой куль выменял он на долото.
В торбасах снега одолевать. А долотом пазы выбирать на обоконниках и притолоках строящейся избы.
28
Высокие сапоги мехом наружу.
К тому же на уме у него было – за долгую зиму два колеса сработать хотя бы для ручной тележки, да ткацкую раму, да трепало, да чесало. А без долота к такому делу не подступиться.
Объяснялся он на торжище руками и пальцами.
Озадачен был множеством чужого народа, угнетён непонятным говором.
Уже собрался в обратный путь, как вдруг с окраины гульбища донеслась родная речь – крик!
Синец протиснулся через толпу на эти голоса и увидел двух русских мужиков возле саней, запряжённых мохнатой лошадкой. Один, молодой, высокий, отбивался палкой от Зергеля и кричал бабьим голосом:
– Изыди, сатаны ангел мятежный! Яко да возбдни от мглы нечистой! Матерь божья, помози ми!
Он был в суконной свитке и в лаптях из кожаных ремешков. В пылу битвы в снег упал его колпак.
Другой русич, пожилой, бородатый, в валяной шапке и длиннополом кожухе, только крестился и гудел басом:
– Свят! Свят! Свят!
Угорцы оттеснили Зергеля и молча окружили заезжих.
Пришлый, оставаясь простоволосым, вытащил из-за пазухи крест и поднял над головой.
– Беке велетек! [29] – произнес он по-угорски.
29
Мир вам.