Красный Жук
Шрифт:
– Опять ты, Командир, крутишь. Не доверяешь мне. А сколько мы уже вместе, на мирное время пересчитать, так несколько жизней пережили. Начал рассказывать, как там в верхах всё крутится, хорошо, но не это ведь главное. К чему мне готовиться, к чему людей готовить?
– Так говорили уже, помнишь? Я ещё незадолго до этого пальцы посеял.
– Вот не надо пальцами прикрываться! Я кадровый военный. Между прочим, дольше тебя служу и не хуже курсантов твои лекции конспектировал. Так что про локальные окружения это ты им рассказывай. А мне правду нужно знать!
– Вот вырастил на свою
– Окружения-то будут, только я уже не тот зелёный капитан, что финские доты брал.
– И что изменилось? Доты брать перестал? – Теперь в голосе Командира слышалась лёгкая ирония.
– Доты-то я возьму, не сомневайся. Я за эти девять месяцев как заново родился. Не знаю уж, что повлияло, вернее, могу только догадываться кто. Раньше для меня любой комбриг был фигурой чуть ли не мифической, а тут командармов да маршалов тасуем, как карточную колоду – плохой-хороший.
– Да ладно, что-то я не замечал, чтоб ты сильно перед комдивами тянулся и в Зимнюю, и в Польше.
– Так с кем поведёшься. А танки, самолёты! Раньше от гордости лопался: стальная когорта на земле и в воздухе. А проблем-то, как оказывается, выше головы. Радиостанции, боеприпасы, ресурс и куча ещё всякого другого. У нас тут курсанты со всей страны, считай, и заметь, не новобранцы, а старшинский состав. А наши их на две головы выше. И никто нигде так не учит, как мы. Даже частично. Вождение – да кто им машину доверит? Пулемёт – так времени нет. Рукопашка – вы о чём, живём в землянках.
По уму нашим надо кубари давать по окончании курсов. Я понимаю, армия в разы увеличилась, всего не хватает. Но сырая, ох сырая. Нам бы года три, и можно никого не бояться. А если германец этим летом ударит, умоемся кровушкой, по самое не балуй умоемся. Я тогда после нашего разговора думал, будет война по типу Зимней, только помасштабнее раз в десять.
– А сейчас, значит, так не думаешь?
– Нет. Не случись сегодняшнего разговора, сам бы к тебе пришёл с вопросами. Начал я планы учебные верстать, пока тебя не было, и задумался: чему же, выходит, я людей учу? И знаешь, что получается?
– Рассказывай давай.
– Поставил я нашего курсанта мысленно в сорок четвёртую дивизию. Ту самую, из-за которой мы чуть копыта не отбросили под этим… как его там?..
– Су ому Сальми. Ты мои копыта не трожь, давай по существу.
– Так вот, по существу. Навыки, которые мы даём, в той обстановке избыточны. Вождение, владение трофейным оружием, выживание в лесу. А вот если до Петрозаводска отступать или, скажем, до Мурманска, тогда самое то выходит. А это как раз примерно как от Бреста до Минска. Да и не пограничников учим. Вот взять Егора Зимова, он из сотой стрелковой. Ему куда из-под Минска отступать? К Смоленску? Или сразу к Москве?
– Думаю, до Москвы всё же не дойдёт, а вот до Смоленска почти наверняка. Я считаю, Прибалтику, Белоруссию и Украину мы в первый год потеряем полностью. Ну что, легче стало? Сможешь такое курсантам сказать или вот хотя бы Казаку с Монголом?
Подсознательно ожидавший чего-то такого Андрей тем не менее вздрогнул. Слишком хорошо советские
Андрей собрался задать вопрос и не нашёл, что спросить. С Командиром он познакомился летом 1938-го, где-то за год до японской провокации на Халхин-Голе. Капитан напряг память и вспомнил, что случилось это незадолго до назначения командиром 57-го особого корпуса Николая Владимировича Фекленко, а значит, в конце августа. Насколько высоко должен сидеть покровитель зелёного лейтенанта, чтобы специально для последнего создали отдельную роту, подчиняющуюся непосредственно комдиву, судачила, наверное, вся Монголия, включая местных низкорослых, но очень выносливых лошадок. И какого хрена он тогда забыл в этой глуши?!
Впрочем, исключение было: личный состав этой самой роты, которую с лёгкой руки командира стали называть ротой глубинной разведки. Практически с первого дня занятий сил на такие глупости, как сплетни, у бойцов просто не оставалось. А принципы, которыми руководствовался молодой лейтенант, прекрасно характеризовала сказанная им фраза: «Лучше вы окочуритесь на тренировках сейчас, чем сорвёте задание потом».
Так стараниями лейтенанта, который, надо заметить, вкалывал побольше остальных, рота стала не просто лучшей во всём 57-м ОК, а уникальной. Как ни странно, способствовала этому и удалённость войск от цивилизации.
Всё время до лета 1939 года происходила ротация личного состава. Физически слабые и возрастные бойцы переводились в другие подразделения, а их место занимали те, кто предпочитал заниматься настоящей боевой подготовкой, а не умирать со скуки под жаркими лучами монгольского солнца. Во главе с политруком Сергеем Клычёвым значительную роль в подготовке личного состава сыграли коммунисты, которых в роте оказалось неожиданно много.
А потом была пусть локальная, но настоящая война. С настоящими потерями и настоящими героями. Очень тяжёлые рейды в тыл врага, где против красноармейцев играли и рельеф, и климат, и даже невозможность хоть на короткий срок выдать себя за японцев.
Взвод, набранный из бойцов с характерными лицами, одетых в форму армии Маньчжоу-го и сносно говорящих на местном диалекте, провёл несколько успешных рейдов, а потом был практически полностью уничтожен. Вернувшиеся пять человек выжили потому, что в момент боестолкновения находились в арьергардном охранении. Они рассказали, что проезжающие мимо колонны броневики без видимого повода внезапно открыли огонь из пулемётов. На чём взвод «Гоу» прокололся, так и не выяснилось, но Андрей знал, что Командир до сих пор считает этот эпизод одним из самых серьёзных своих провалов.