Красобор
Шрифт:
— Гайдар, — глухо подсказал Костя.
— Нарвать крапивы да показать ему санитарное дело! — возмутилась тетка Мальвина.
Николай Романович в раздумье смотрел на сына. Костя стоял потупившись, будто бы даже безразличный к тому, что о нем говорят.
Кузнец догадывался, что сейчас творилось в душе его старшего сына. Они сегодня оба были в одинаковом положении. «Вот и я второй день не могу успокоиться, — думал Николай Романович. — А каково мальчишке? Кастусь в таком возрасте, когда хочется всем доказать, что ты уже
Но Костя ведь и правда мал. Он только-только начинает свою жизнь. «И начинается она с войны», — невесело подумал Николай Романович. Ему вдруг стало жаль сына до слез. Он шагнул к мальчику, обнял его за плечи, сказал:
— Не горюй, сынок! Найдется и для нас с тобой стоящее дело.
Люди на дорогах
Из Слободки, соседней деревни, принесли весть: будто видели Сергея, брата Алены Максимовны, в Самохваловичах, под Минском. Говорили: лежит раненый в госпитале. Алена Максимовна засобиралась в дорогу.
— Поеду! Может, разрешат забрать, дома выходим.
Но кузнец рассудил иначе.
— Ты, мать, будь при младших. Может, чего перепутали, — решительно пресек он сборы жены. — Сначала необходимо все выяснить. Я бы сам съездил, да в такое время завод нельзя оставить: мало ли что. Придется их послать. — И Николай Романович взглянул на Лену и Костю. — Давайте-ка, ребята, отправляйтесь завтра.
— Папа! — обрадовался Костя. — Вот здорово!
…Выехали на рассвете. Костя сидел за кучера, помахивал кнутом:
— Но, Гнедой! По холодку хорошо пробежишь, в жару меньше маяться.
Небольшой степенный мерин проворно перебирал ногами. Колеса дробно стучали железными ободьями по мощеной гати.
Миновали Слободку, Теляково. В деревнях уже не спали. Поскрипывали колодезные журавли, над печными трубами хат курились дымки.
Женщина с ведрами — ребята узнали тетку Виктора Колоса, Костиного приятеля, — хотела перейти дорогу, но заметила детей кузнеца, пошла рядом с подводой.
— Что, ребятки, дядю искать? Слышала я про вашу беду. А у нас такое творится! Сначала мобилизация была. Наш Витя с товарищем повестки по хатам разносил. Мужчины в военкомат ушли, а тут в правление колхоза позвонили: дать коней и ездовых для красноармейцев. Витька как услышал, что надо бойцов на фронт везти, тут же к председателю побежал. Уехал, и вот… Уж какой день ни его, ни коней…
Женщина еще что-то говорила, но Костя не слушал — жаркие думы поглотили его. Виктор был старше всего на два года, а на колхозных собраниях садился рядом с мужчинами. Он и дома был хозяином: родители Виктора умерли, сестры разъехались: одна учительствовала где-то, другая училась в Минске. И жил Витька один. Теперь вот на фронт подался. Пусть коноводом, а все же на фронт! Было чему позавидовать.
— Ты что, братик, или задремал? — донесся вроде бы издалека
— Что? — встрепенулся Костя. — Нет, я не сплю. Но, Гнедой!
Проехали деревню Теляково, и тут из разлапистого темного ельника вышли на дорогу два вооруженных человека в военной форме.
— Стой! — приказал боец в пилотке. — Куда направляетесь?
— В Самохваловичи, — ответила Лена.
— Не время кататься. — Красноармеец внимательно рассматривал ребят. — Чего вам дома не сидится?
— Дядя наш там раненый лежит. — Лена повернулась к военному в командирской фуражке. — Вот наши документы. — Она как старшая протянула свой паспорт и метрику Кости.
Командир просмотрел бумаги.
— Ехать, ребята, опасно, — сказал он. — Дороги бомбят. Да и на десант нарваться можно, — и умолк. Был он худой, с запавшими глазами. На петлицах Костя успел рассмотреть два лейтенантских кубика.
— Как-нибудь проберемся, — сказал мальчик.
Из чащи позвали:
— Уколов! Лейтенант! К рации!
— Ну что ж, поезжайте. — Командир вернул документы Лене. — Только будьте осторожны.
Лейтенант Уколов и Костя мельком взглянули друг на друга. Оба, конечно, не знали, что суждено им еще встретиться при других, чрезвычайных обстоятельствах и стать друзьями…
По Слуцкому шоссе двигались военные машины, конные повозки с красноармейцами. Обочинами шли измученные, усталые беженцы: старики, женщины, дети. С тележками, узлами, чемоданами. Шли молча, с тревогой бросая взгляды то на дорогу позади себя, то на ясное июньское небо.
Вдруг ноющий звук возник где-то вверху. Люди опрометью бросились с дороги в разные стороны.
— Лена! Самолет с крестами, немецкий! — крикнул Костя и поднялся на телеге, чтобы лучше разглядеть самолет.
Зловещая металлическая птица сделала круг над дорогой и скрылась за лесом. Но едва люди, машины, повозки снова поползли розорванной цепью по серому неровному шоссе, как со стороны леса послышался зловещий гул моторов, и тут же из-за деревьев вынырнуло несколько самолетов. Они летели очень низко вдоль дороги.
Черная тень фашистского бомбардировщика на миг накрыла воз, ребят, березки у шоссе.
— Бежим, Костя! — Лена спрыгнула с воза, рывком сдернула на землю брата, увлекая его за собой, упала в канаву, заросшую пропыленной полынью.
Застучал пулемет. Потом воздух содрогнулся от оглушительного взрыва. Затрещали ветви придорожных деревьев. Над шоссе повисли черные клубы дыма. Раздался отчаянный детский вопль. Рядом кто-то громко стонал.
Самолеты скрылись из виду так же внезапно, как и появились.
Лена подняла голову, огляделась. На дороге горела полуторка. Рядом с ней всхрапывал раненый конь, пытался подняться на перебитые ноги.
— Ма-а-ма! Ма-а-мочка! — звала маленькая девочка, размазывая слезы по лицу.