Красобор
Шрифт:
— М-м… Можно. Мы с дедушкой тоже заходили. И в склад оружия. Смотри только под ноги.
Они спустились в штабную землянку. Дохнуло прохладой, сырой землей и смольным деревом.
В землянке, справа в углу, стоял стол, слева и спереди — широкие лавки. Вот и все, что вначале разглядел Алесик.
Свет падал в землянку откуда-то сверху, через крохотное окошечко под потолком.
— Аля, — Алесик проглотил комок в горле, — они тут сидели, перед тем как идти в бой?
— Тут. Где же еще?
— А можно мне за их столом на колодке присесть?
— Присядь, —
И Алесик уселся за стол.
— Вот тут, наверное, раскладывал командир карту, — прошептал он. — А рядом автомат его лежал.
— Нет, — покрутила головою Аля. — Про карту правильно, а оружие в углу, у двери стоит, сам посмотри. Видишь жердь?
Алесик посмотрел и увидел, что в углу, возле входа, действительно жердь с прорезами приколочена к стене. А в прорезах четыре деревянных коротышки. Оружия же нигде не видно было.
— Ты ошиблась. Тут только деревяки.
— Это сейчас деревяки. А тогда автоматы ППШ стояли. Дедушка сказал, что все точно сделали.
— Ух, как здорово! — с восхищением воскликнул Алесик. Коротышек с сучками его глаза больше не замечали. На месте деревяк металлически поблескивали грозные, видавшие виды ППШ.
— И землянка эта, и окопы, и шалаши, и кухня, и колодец — все на прежних местах, все такое, как было во время войны. Даже котлы те же самые, партизанские. Их фашисты прострелили и в болото бросили, когда лагерь захватили. Дедушка со следопытами отыскали. Следопыты хотели пулевые отверстия заделать, но дедушка не посоветовал: «Пусть остаются, как раны…» А когда землянку эту восстанавливали, партизанский миномет нашли. Его в город, в музей отправили.
— Аля, — вспомнил Алесик, — сегодня, наверное, и Зайчик на встрече будет.
— Правда?! — глаза у Али большими-большими сделались. — Он жив?! Ты не врешь?
— Мне Михась-младший, сын доктора Жирмонова, говорил.
— Может, выдумал?
— Михась не из таких. Он сказал, что на встрече меня с Зайчиком познакомит. Обязательно!
— Неужели Зайчик жив и сам приедет?
Аля схватила Алесика за края воротника тенниски, и ее зеленые глаза близко-близко возле Алесиковых глаз очутились. Так близко, что он даже ощутил ее взволнованное дыхание.
Алесику вдруг жарко стало. Он почувствовал, что краска прилила к его лицу, что краснеет всё больше и больше и, видимо, уже вспыхнул, как стоп-сигнал.
— Ты не врешь, Алесик, миленький?!
— Чего мне врать приспичило… Пусти, ну пусти воротник!
— Ой, прости, Алесик! — Аля смутилась, выпустила из ладошек концы воротника Алесиковой тенниски и сама зарделась.
— Может и увидим. Михась не обманывает, — все еще красный, неизвестно почему, повторил Алесик. — А если соврет, тогда… тогда мы вместе с тобою всю жизнь будем Зайчика искать! Всю жизнь! И тебя, Аля, примут, обязательно примут в отряд следопытов.
— Спасибо, — тихо-тихо промолвила девочка. Она вдруг вскочила на ступеньку крутой лестницы. — Давай, Алесик, руку, я помогу тебе вылезти.
Праздник
Только вылезли из штабной землянки, даже осмотреться не успели, как Алесик увидал Михася-младшего.
— Михась! — закричал Алесик. — Михась, ты Зайчика ищешь? Мы с тобою, а?
— Тебя, а не Зайчика ищу! Его найти легче.
— Где он?!
— Потом! Сейчас бежим!
— Куда? — заволновался Алесик.
— В почетном карауле возле памятника стоять будешь. Как сын партизана. Рядом с солдатами.
— Я тоже внучка партизана! — выступила вперед Аля. — Ты Михась-младший?
— Я-то Михась-младший, а кто ты такая, не знаю.
— Она внучка деда Лусты. Ее Алей зовут.
— Старого Лусты? Ну, если внучка Лусты… Бежим вместе! Быстрее!
Они взялись за руки и побежали так быстро, что вскоре лагерь остался позади и они очутились на большой поляне, где собралась разноцветная людская толпа — целое море людей!
Из громкоговорителей летели слова — на трибуне выступал высокий седой человек.
Трибуна возвышалась над толпою и хорошо была видна Алесику. Там находилось много не знакомых Алесику людей. На видном месте висел портрет Максима, сына бабушки Алены.
— Смотри, там и доктор Жирмонов! — узнал Алесик. — И Курт Пильцер!
— Все, все на месте, — поддакнул Михась. — Одного тебя приходится искать чуть ли не по всему Красобору.
— А где папа? — встревожился Алесик. — Я не вижу папы!
— Твой папа тоже на трибуне, — разозлился Михась. — Только стоит не в первом ряду. Во-он он, сам погляди!
Действительно, Алесик увидел папу. И папа увидел Алесика, на минутку остановил на нем взгляд. Но его снова заслонила чья-то фигура.
— Быстрее! — заторопился Михась.
Они начали протискиваться среди людей, не к трибуне, где было особенно людно, а чуть правее, к высокому постаменту, на котором высился высеченный из камня партизан с винтовкой. Партизан бежал вперед и, казалось, только на минутку остановился. Да так и застыл, закаменел навеки. А под ним были высечены имена тех, кто погиб.
Протиснулись к памятнику. Тут в почетном карауле застыли солдаты с настоящими автоматами. А рядом с ними — два пионера. У каждого не только безукоризненно отглаженный алый галстук, но и широкая алая лента через плечо.
Возле постамента лежали букеты цветов.
Михась подвел Алесика с Алей к человеку, на левом рукаве у которого была красная повязка, а на груди такой же бант.
— Вот вам Алесь, а вот внучка Лусты, — сказал Михась и подтолкнул Алесика и Алю вперед.
Тут раздались такие аплодисменты, что Алесик и Аля невольно повернули головы. У трибуны, на специальном щите, было распростерто полотнище кумача. А на нем, развернутое и незаметно прихваченное нитками, висело полуистлевшее, пробитое пулями и осколками знамя партизанской бригады имени Кутузова. Алесик увидел на знамени вышитый портрет Ленина и слова: «Пролетарии… соединяйтесь!» Все смотрели на трибуну, на знамя и аплодировали.