Красота требует жертв
Шрифт:
— Отпустите, как вам не стыдно? — просил меня по-немецки задыхающийся толстяк.
— А как вам не стыдно воровать чужие органайзеры? — сквозь зубы проговорила я.
— Это вещь моей жены.
— И вы знаете, почему она ей так дорога? — усмехнулась я. — Вы вообще о вашей жене что-нибудь знаете?
— Какое вы имеете право? — взвизгнул он.
— Послушайте, — устало сказала я, чувствуя, что разговаривать с этой тупой башкой невыносимо — он не способен понимать нормальную речь. — Ваша жена убийца. Ее имя — Валентина Прянкина.
— Нет,
— Тогда чего же она так боялась?
Амелина… Виталий Амелин. Все-таки он.
— Отпустите меня, если хотите, чтобы я говорил.
— Отпусти его…
Голос за моей спиной был холодным и властным. Я попыталась обернуться, но не могла — в мой затылок уперлось холодное дуло револьвера. «Ну вот… Теперь соображай, как выкручиваться, — с тоской подумала я. — Нет, пора переквалифицироваться в бухгалтеры — эта работа становится слишком нервной, состоит из стрессов, а от стрессов в крови возникают радикалы, которые порождают опухоли… А так как из двух видов опухолей — выхухолей и просто хахалей, мне куда дороже второе, я уж и не знаю, что мне делать!»
— Сейчас, — пообещала я, немного ослабив хватку. Шумахер начал освобождаться. Тогда я резко и неожиданно развернулась и выбила у противника револьвер.
— Все-таки — что было в этом органайзере? — поинтересовалась я, сжав железной хваткой ее ослабевшие запястья. На самом деле в эту минуту я думала, что Валя Прянкина все-таки самая страшная женщина, которую мне когда-либо доводилось встречать.
Передо мной было совершенно бесформенное и как будто расплющенное лицо. Но главное было — глаза. Маленькие и глубоко посаженные, они пылали ненавистью…
— Оставьте меня! — взвизгнула она, беспомощно озираясь. Но ее защитником уже занимался вовремя подоспевший Сережка.
А Виталий… Виталий стоял, совершенно равнодушно наблюдая, как я выворачиваю руки его матери. Более того — мне показалось, что он даже доволен!
— Виталий, — нежно проговорила я, не спуская глаз с его расслабленного от непонятного наслаждения лица. — Мне закончить ту историю?
— Как хочешь, — пожал он плечами. — Это всего лишь вымыслы… Тебе надо бы податься в писатели, Танечка.
— Может быть, я так и сделаю, — усмехнулась я. — Тем более что, насмотревшись на такие типажи, наверняка посоревнуюсь с Достоевским по части создания образов людей дна. Правда, вот отыскивать в ваших физиономиях человеческое так трудно, что хочется сразу бросить это занятие и живописать вас такими, каковы вы есть на самом деле.
Мне было интересно наблюдать за фазами смены выражения его лица. Нет уж, лучше податься в кинорежиссеры… Коппола заплачет, обнявшись с Паркером, когда я появлюсь на вручении «Оскара»! Такого психологизма им не достичь никогда…
Валентина, поняв, что сопротивление бесполезно, сидела на асфальте в своем дорогущем костюме и безнадежно смотрела вдаль.
— Это я убила вашу Точилину, —
Если бы она не вызывала сейчас у меня чувства жалости, я бы ее сама убила, честное слово!
В тот момент мои теории развеялись, «как цветы минувших дней», и я ощутила страшную усталость. Как будто перед этим лет триста составляла компанию в странствиях неприкаянному бедняге Агасферу.
— А мотив? Почему вы ее убили? — вкрадчиво поинтересовалась я.
— Она… Она хотела рассказать о моем прошлом мужу, — почти прошептала Прянкина-Шумахер, пряча глаза.
— А мне вот показалось, что вас это совершенно не страшило. Ведь муж был прекрасно осведомлен о вашем прошлом. Не это заставляло вас искать встреч со Светой Точилиной…
Герр Шумахер наконец возмутился и залопотал по-немецки, что Валя много на себя берет.
— Я тоже так считаю, — вздохнула я. — Не стоит обременять свои плечи чужой виной…
Она вскинула на меня измученные глаза.
— Что вы хотите этим сказать? — прохрипела Пряхина-Шумахер.
Я как раз собиралась оповестить их о цели своего визита, как завопила милицейская сирена и в конце улицы появилась бело-синяя машина. Из нее выпрыгнул Мельников, за ним тащился невыспавшийся Началов, и оба они смотрели на меня осуждающе.
Виталий сразу дернулся в сторону, но Сережка перехватил его, сжав в своих стальных объятиях.
— Вы не вовремя, — нахально сообщила я нежданным гостям. — Мы еще не дошли до сути…
— Танька, ну я так и знал, что это ты фортели выкидываешь! — возмущенно заорал Мельников.
— Ну кому же их еще выкидывать? — самодовольно усмехнулась я. — Конечно, это я. Бандитизм и авантюризм так прочно поселились в моей душе, что я не могу прожить дня без выкидывания какого-нибудь «фортеля», причем из вредности стараюсь проделать это именно на твоем участке!
— Чем вы тут занимаетесь? — удивленно воскликнул Началов, недоуменно оглядывая наше вполне респектабельное, я бы даже рискнула заявить, «дворянское» собрание. Все его участники были весьма помяты и в пыли, а Валентина продолжала восседать в своем моднейшем костюме на далеко не стерильном тротуаре. Ничего не понимающий Началов переводил с нее на нас озадаченный взгляд.
— Началов, ты учишься думать? — спросила я. — Неужели именно я стану первым толчком к освоению тобой мыслительного процесса?
— Кончай хохмить, — пробурчал он. — Лучше объясни нам с Андрюхой одну вещь: мы приехали по вызову, а встретили твою безмятежную и нахальную физиономию. Почему?
— Я ловлю убийцу Точилиной, — вежливо наклонила я свою умную головку. — Более того, я его поймала.
Милиционеры почему-то сразу посмотрели на Прянкину.
— Не совершайте повторной ошибки, — ласково пропела я. — Валентина Прянкина тут ни при чем. То есть косвенная вина ее есть, поскольку…