Краткий очерк истории философии

Щипанов И. Я.

Одна из краеугольных идей неопозитивизма, которую Карнап назвал принципом терпимости, состоит в том, что эти правила и основополагающие для данной научной системы аксиомы и принципы выбираются произвольно, лишь с соблюдением принципа их внутренней непротиворечивости. Благодаря принятию этой доктрины неопозитивисты отходят вправо от всей неокантианской линии в понимании природы научного познания, поскольку, с точки зрения неокантианцев, построение научных объектов совершается в соответствии с логическими законами, независимыми от каждого отдельного субъекта, и сближаются с инструменталистским взглядом на науку. «Мы обладаем, — писал Карнап, — во всех отношениях полной свободой относительно форм языка… пусть любые постулаты и правила выведения умозаключений выбираются произвольно…» Отсюда вытекает, что истинность предложений, образующих научную теорию, определяется исключительно согласованностью

этих предложений с условно принятыми правилами построения системы и принятой терминологией и возможностью их сведения к элементарным предложениям. Точка зрения конвенционализма оказывается, таким образом, определяющей для понимания неопозитивистами всех ступеней и сторон научного познания. Этот взгляд исключает самое постановку вопроса об объективной истинности науки и превращает ее в совокупность произвольных гипотез, в лучшем случае лишь более или менее вероятных.

Стало быть, неопозитивизм означает не только разрушение философии, этики и эстетики, но и разрушение самой науки, во имя которой как будто и было начато все предприятие логического анализа.

Неопозитивизм и естествознание. Несмотря на свой нигилистический характер, неопозитивизм получил значительное распространение и поддержку не только в среде профессиональных философов, но и среди ученых капиталистических стран в ряде ведущих отраслей науки. Каждый ученый — стихийный материалист в той мере, в какой он занят конкретным исследованием природы. Но научная теория предполагает не только констатацию, но и обобщение, истолкование наблюдаемых фактов, их философское осмысливание. Когда же ученый в условиях буржуазного общества вступает в область философии, он сразу оказывается в атмосфере, резко враждебной материализму. Как подчеркивал В. И. Ленин, вся обстановка, в которой протекает жизнь и деятельность буржуазных ученых, толкает их в объятия казенной идеалистической философии. Особенности развития современной науки создают возможность идеалистического истолкования ее методов и результатов. Эти особенности были выяснены в труде В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», в котором раскрыты гносеологические корни «физического» идеализма, релятивизма и агностического истолкования новейших открытий науки. Указанные Лениным гносеологические корни идеалистических заблуждений буржуазных ученых существуют и в настоящее время.

Открытие и разработка неевклидовых геометрий, которые показали разнообразие и неисчерпаемость пространственных свойств материи, лишь неполно, приблизительно отображаемых различными геометрическими системами, были ложно истолкованы как свидетельство «краха» представлений о достоверности геометрического знания, как доказательство чисто конвенциональной природы геометрической науки. Возникновение новых систем логики, например логики, для которой закон исключенного третьего не обязателен, было расценено как признание условного характера логических законов.

Особенность и развитие физики микромира также создают почву для идеалистических ошибок. В отличие от объектов классической физики микрообъекты недоступны прямому наблюдению. В ходе эксперимента ученый наблюдает не сами микрочастицы, а лишь показания различных приборов, которые должны регистрировать происходящие микропроцессы. Существование же «элементарной» частицы и ее природа устанавливаются посредством сложных расчетов и математических вычислений, в результате «логического построения» на основе показаний приборов. Отсюда под влиянием идеалистической философии ученый может сделать вывод, будто микрочастица не объективная реальность, а «продукт теории», будто единственная реальность, доступная физику, — это лишь его собственные наблюдения показаний приборов. Так, например, представитель позитивистской, так называемой копенгагенской школы в физике П. Иордан писал: «Позитивизм учит нас, что подлинная физическая реальность — это только совокупность экспериментальных результатов». Так «чувственные содержания», отождествляемые неопозитивистами с реальностью, применительно к физике оказываются показаниями приборов, используя которые мы строим, по их мнению, произвольные символические схемы «физической реальности».

В отличие от физики XIX в., которая изображала атом в виде маленького упругого материального шарика, современная физика не дает наглядной модели микрочастицы, не может сказать, как «выглядит» мезон или нейтрино. Это обстоятельство нередко-вводит в заблуждение ученых, начинающих видеть в атоме лишь «систему формул»; идеалисты же это отсутствие наглядности используют для отрицания объективной реальности микрообъектов, для превращения

их в математические символы. В силу своего абстрактно-математического характера физическая теория как бы заслоняет объективную реальность, занимает ее место. Здесь происходит примерно то же, о чем говорил В. И. Ленин: «Материя исчезла, остались одни уравнения».

В условиях быстрого развития теоретической физики, постоянного выдвижения новых теорий, смены одних гипотез другими, возрастания роли математического аппарата, отсутствия наглядности у ученого нередко складывается представление о том, что научная теория создается свободно, творческим усилием мысли. Даже один из крупнейших физиков нашего времени, А. Эйнштейн, нередко критиковавший позитивистов за отрицание объективной реальности, говорил о физической картине мира как о «свободном творении духа» и считал, что она возникает в результате «мысленного конструирования, которое производится свободно и произвольно».

Неопозитивизм и семантика. Пустота и бесплодность формализма, к которому неопозитивисты свели логический анализ языка, а тем самым и всю философию, к середине 30-х годов стали настолько очевидными, что логическим позитивистам пришлось пересматривать свое учение. Если раньше они игнорировали содержательную сторону языка науки и занимались лишь формальными синтаксическими правилами, то с конца 30-х годов в работах логических позитивистов. все больше и больше внимания уделяется семантическим проблемам, т. е. проблемам значения слов и выражений.

Толчок к развитию семантической проблематики дали работы логика А. Тарского, а затем и американского позитивиста, близкого к прагматизму, Ч. Морриса. Отныне в анализе языка и знаковых систем вообще стали выделять три области: отношение языка к тому, кто его употребляет, — прагматика; отношение между языком и тем, что им обозначается, — семантика; отношение между языковыми выражениями — синтаксис. Все учение, состоящее из этих трех частей, получило название семиотики.

С переходом к анализу значения слов и знаков неопозитивисты включили в сферу своего анализа ряд логических, лингвистических, психологических проблем, имеющих большое научное и практическое значение (например, для создания электронных счетно-решающих устройств), а их деятельность частично приняла характер специальных исследований в области лингвистики, логики и т. п На общей почве семантической проблематики встретились различные школы и течения, с разных сторон подходившие к анализу языка как носителя значения и как формы коммуникации Группа Карнапа и Тарского углубилась в исследования символических выражений, связанных с вопросами математической логики. Последователи Ричардса-Огдена занялись семантическими проблемами в плане лингвистики. Представители весьма пестрого течения, так называемой общей семантики (А. Кожибский, С. Чейз и др.) попытались использовать семантический анализ языка для «улучшения» общественных отношений, «разрешения» социальных противоречий.

Представители этих школ утверждают, что их учения свободны от философских предпосылок и стоят над борьбой философских партий. В действительности, за немногими исключениями, они не выходят за пределы того субъективно-идеалистического понимания основных проблем философии, которое было развито «Венским кружком».

В Англии начиная с 30-х годов стала складываться особая разновидность неопозитивизма, так называемая лингвистическая философия, которая после второй мировой войны получила преобладающее влияние в английских университетах, особенно в Оксфорде и Кембридже, и распространила его за океан, в США. Представители этой школы (Дж. Райл, Д. Уиздом, Д. Остин, П. Стросон, Ф. Вайсман и др.) черпали вдохновение у позднего Витгенштейна, который с 1929 г. преподавал в Кембридже. Отказавшись от идеи идеального языка, защищавшейся им в первый период, но сохранив и даже усилив свое отрицательное отношение к «метафизике», Витгенштейн объявил единственно правомерной задачей философии исследование обычного разговорного языка, присущих ему форм и способов употребления слов и выражений. Справедливо отрицая возможность «личного языка», признавая коммуникативную функцию языка и считая язык социальным явлением, Витгенштейн, однако, видел в нем не социально-исторически обусловленное средство познания объективного мира (отражения его с помощью определенной знаковой системы) и не проявление внутренних психических процессов, а лишь способ выражения «форм жизни», понимаемых преимущественно в бихевиористском духе как различные типы поведения людей.