Край, куда не дойдёшь, не доедешь

Дотель Андре

— Вернемся, — умолял Жером.

— Еще чего, — ворчал Людовик.

— Тише, кто-то идет, — шепнул Гаспар.

Они замерли, притаившись за бортом лодки.

Гаспар держался за веревку. На корме яхты раздались шаги, затем все стихло. Гаспар снял башмаки.

— Давай, — сказал Людовик.

— Только недолго, — взмолился Жером.

— Я туда и обратно. Только загляну в те окна наверху.

Гаспар медленно стал карабкаться вверх; друзья подталкивали его. Когда его голова была уже вровень с палубой, снова послышались шаги. Гаспар решил, что лучше от греха соскользнуть вниз. Но байдарку чуть отнесло от яхты, и Людовик с Жеромом не могли больше поддержать Гаспара. Ноги Гаспара стукнулись о борт утлой лодчонки, она накренилась, зачерпнула воды и стала тонуть. Людовик и Жером оказались в воде. Старый Никлас, услышав издалека плеск, быстро заработал веслами. Он посветил

электрическим фонариком и, увидев своих сыновей, барахтающихся шагах в двадцати, и висящего на веревке Гаспара, крикнул им, чтобы плыли к нему. Жером и Людовик медлили, ожидая Гаспара, чтобы помочь ему. Но Гаспар, зная, что пловец он неблестящий, боялся отпустить веревку.

— Вы-то хоть плывите, — торопил Никлас, — Гаспару я сам помогу.

Тут на корме яхты послышался топот. Гаспар, больше всего боявшийся утонуть в черной воде, совсем растерялся и вместо того, чтобы спрыгнуть в реку, вскарабкался по веревке и мешком перевалился через перила. Оказавшись на палубе, он услышал приближающиеся шаги. Мальчик кинулся к трапу, который вел на верхнюю палубу. Взобравшись туда, он сразу наткнулся на спасательную шлюпку и нащупал туго натянутую сверху толстую парусину, привязанную веревками к бортам. На носу яхты зажегся прожектор; белый луч зашарил по воде. Гаспар перепугался вконец. Как в тот день, когда пегая лошадь разнесла витрину посудной лавки, ему хотелось одного: спрятаться, скрыться во что бы то ни стало. В кармане нашелся ножик; Гаспар перерезал одну из веревок и с трудом приподнял парусину. Юркнув внутрь, тотчас опустил край и постарался расправить его, чтобы все выглядело как прежде. На дне просторной шлюпки никто его не найдет; он отсидится здесь, пока не уляжется тревога на яхте, а потом, набравшись храбрости, незаметно улизнет и поплывет к берегу. О своем друге он и думать забыл.

Притаившись в своем убежище, Гаспар слышал, как перекликаются на палубе люди. Среди других он как будто узнал голос Жака Обираля. Застучал мотор маленького катера, который был пришвартован к левому борту. Катер стрелой вылетел на середину реки и почти тотчас вернулся. Конечно, даже если старого Никласа догнали, никто не мог доказать, что он с сыновьями пытался забраться на яхту. Веревку, которую Гаспар привязал к перилам, обнаружили уже после возвращения катера, когда матросы вместе с Жаком Обиралем и капитаном обшарили все судно, чтобы убедиться, что никто на нем не прячется. Кто-то постучал кулаком по парусине, под которой сидел Гаспар. Парусина ответила гулким звуком, словно кожа барабана. Гаспар услышал голоса и понял, что один из матросов нашел его веревку.

— Вор забрался, — решил капитан. — У него ничего не вышло, ну и ладно. Пойдемте спать.

— Я спать не буду, — ответил Жак Обираль. — Теперь с мальчика нельзя спускать глаз.

Вы преувеличиваете, друг мой, — успокаивал его капитан. — Ничего страшного не произошло.

— А кто это, по-вашему, был? спросил Жак Обираль с тревогой в голосе.

— Какие-нибудь сопливые хулиганы, испугались и сами смылись.

— На середине реки мы нагнали шлюпку, в ней был старик с двумя мальчишками. Он уверял, что они плывут с острова.

— Ну, если вы боитесь стариков и детей... — пробормотал капитан.

Вскоре все стихло. Немного погодя снова раздались шаги и несколько негромко произнесенных слов: это сменился вахтенный. Выждав еще целый час, Гаспар тихонько выбрался из своего укрытия. Он надеялся незаметно проскользнуть на нос яхты и спуститься по якорной цепи.

Небо было уже не такое черное, слабый, какой-то смутный свет разлился вокруг. Спрятавшись в тени мостика, Гаспар озирался, еще не решаясь добежать до трапа. Он прислушался, и ему показалось, будто с кормы доносится чей-то кашель. Если вахтенный был там, ничто не мешало Гаспару удрать так, как он задумал. Мальчик горько пожалел, что не прыгнул в воду, когда рядом был Никлас с лодкой: теперь придется самому, без всякой помощи плыть до берега. А может быть, Никлас вернулся, чтобы прийти ему на выручку? С середины реки ему послышался тихий плеск весел.

Гаспар решился наконец обойти высокую, окруженную решеткой трубу. Осторожно, на цыпочках сделал шаг, потом еще один. Он уже готов был к последнему броску, как вдруг увидел за трубой темную фигуру. Жак Обираль! Он ведь сказал, что не ляжет спать, и, видно, выбрал этот сторожевой пост, где мог в любую минуту включить прожектор и осветить всю яхту.

Человек стоял неподвижно и очень прямо. Он был, похоже, в белом костюме, но голова его казалась огромной и черной. Стоит спиной? Гаспар снова отступил в тень. Когда он наконец набрался духу и снова шагнул

вперед, человек так и не шевельнулся. Эта неподвижность не успокоила Гаспара, а еще больше напугала. То, что он принял за человеческую фигуру, было всего лишь вентиляционной трубой, через которую поступал воздух в машинное отделение, но это он узнал потом. А пока Гаспар подозревал, что перед ним вовсе не человек, но боялся подойти и убедиться. Сердце его готово было выскочить из груди. Живот схватило так, что мальчик согнулся пополам. Пожалуй, лучше ему было снова спрятаться в шлюпке и немного прийти в себя, а потом попытаться еще раз. Может быть, удастся перебраться на нижнюю палубу не по трапу, а как-нибудь иначе. Он снова юркнул под парусину и едва успел улечься на дне шлюпки, как услышал, что кто-то поднимается по трапу. Верно, вахтенный обходил судно. Гаспар слышал, как он прошел мимо неподвижного человека — го есть трубы, — не обменявшись с ним ни словом. Это безмолвие вселило в Гаспара новые страхи: как будто враги бесшумно, крадучись, окружали его, грозные и беспощадные. Вахтенный снова спустился на нижнюю палубу. Гаспар выждал добрых полчаса, прежде чем осторожно приподнять край парусины. Занимался день. Яркий свет залил палубу, белый мостик и вентиляционную трубу.

Бежать было поздно. Потеряв всякую надежду, Гаспар снова лег на дно шлюпки и уткнулся лицом в скрещенные руки. С мыслью о тихой гостинице в Ломенвале он уснул.

Глава VI

Странное плавание

Лучше всего на свете спится под мерное урчание моторов, когда судно неспешно уходит из порта в открытое море. Разве только скрежет якорной цепи мог бы разбудить Гаспара. Но мальчик не проснулся, и когда нос яхты рассек воду Шельды, плеск пенных барашков слился с утробным голосом машин в ласковую колыбельную, навевая Гаспару самые сладкие сны. Время от времени слышался металлический лязг румпеля. Яхта — она называлась “Дивная гора” — миновала Лилло и вошла в голландские территориальные воды. Снялись с якоря в пять часов утра. Солнце стояло уже высоко, когда яхта обогнула Виссинген и вышла в Северное море; волны заплескались о ее борта, и началась качка.

Гаспару снился большой город, глядящийся в бескрайнюю водную гладь. Широкие проспекты выводили на залитые светом набережные. По обеим сторонам проспектов высились огромные дома. Эти дома вели себя странно: они то вдруг словно опрокидывались назад, то выпрямлялись, а потом кренились вперед. Гаспар смотрел во все глаза на дом этажей в сорок, по крыше которого прогуливалась девочка или молодая девушка под зонтиком. Каждый раз, когда здание покачивалось, ему казалось, что девушка вот-вот упадет. Вдруг дом качнулся особенно сильно, и каменная кладка рассыпалась. Девушка исчезла среди камней, которые раскатились по проспектам, а потом стали складываться в огромную гору; гора зашаталась, готовая обрушиться на Гаспара, и тут мальчик открыл глаза.

Он обнаружил, что нет никаких домов, а он сам перекатывается с боку на бок по дну шлюпки, и услышал, как разбиваются волны о борта яхты. Не так давно пегая лошадь умчала его через леса и долы, теперь корабль уносил его в море. Чему, собственно, удивляться? Дальше —больше, и бог весть когда это кончится.

Гаспар не решался шевельнуться. Он вспоминал сады Ломенваля, ограды, к которым он подходил тихими вечерами, чтобы подслушать обрывки разговоров. Тогда ему нравилось мечтать, мысленно повторяя редкие для этой глуши слова, — и однажды кто-то заговорил о море. Неужто ему достаточно было раз услышать это слово, чтобы неведомая сила занесла его в соленые просторы и увлекала все дальше от берега? Гаспар перебрал в памяти события минувшей ночи и обругал себя дураком: надо было прыгать в воду и плыть к лодке, когда Никлас звал его. А он перепугался, растерялся и зачем-то полез на яхту. И какой бес его попутал? Но, в конце концов, он ведь никогда не видел моря — и от этой мысли у Гаспара снова стало спокойно на душе. Он скорчился на дне лодки под парусиновым потолком и прошептал короткую молитву. Потом осторожно отвязал веревку и приподнял край парусины, чтобы посмотреть на море.

Повсюду, насколько хватало глаз, до длинной, чуть изогнутой линии горизонта, плескалась вода, а на ней кудрявились ценные барашки, ослепительно белые в сером свете дня. Зеленоватые бездны приоткрывались между волнами. Эта дивная картина лишь на короткий, невозможно короткий миг мелькнула перед глазами Гаспара. Он не успел даже толком увидеть, какое оно, море: чья-то рука схватила его за волосы и грубо выволокла из шлюпки. Как мешок, мальчика швырнули на доски палубы. Над Гаспаром стоял матрос и смотрел на него; взгляд не предвещал ничего хорошего.