Край, куда не дойдёшь, не доедешь
Шрифт:
Глава VII
Дальний край
В ту же ночь, вскоре после того, как Гаспар услышал этот разговор, внезапно налетел шторм. Незадолго до рассвета один из матросов зашел в чулан проверить, хорошо ли завинчены гайки иллюминатора, — такая проверка была произведена во всех каютах. Матрос вскоре ушел, бурча себе под нос, что он “и так знал, что в этом закуте все гайки закручены намертво”. Теперь Гаспар был уверен: никому и невдомек, что он, пленник, нашел способ выбраться из своей тюрьмы.
Шторм бушевал яростно, но буря пронеслась на удивление быстро. На следующий вечер только высокие волны еще напоминали о ней. Яхту мягко покачивало. Около
— Гаспар Фонтарель... В самом деле — он.
Гаспар высунулся в иллюминатор чуть не до пояса.
— Элен! — прошептал он.
— Так ты знаешь теперь, как меня зовут? — отозвалась Элен.
Девочка была одета так же, как тогда, в JIo-менвале, — в брюки и блузу. Она опустилась на колени и просунула голову между двумя столбиками перил. Ее локоны свисали над головой Гаспара, и сквозь завесу волос Гаспар видел звезды.
— Я сейчас помогу тебе выбраться на палубу, – вдруг сказала Элен. — Мы сможем поговорить. Обираль пьян. И дядя тоже сегодня перебрал.
— Боюсь, ничего не выйдет, — тихо ответил Гаспар.
— Постарайся протиснуться в иллюминатор, — продолжала Элен, как будто не слыша его.
Он повиновался. Девочка легла на живот и дотянулась до рук Гаспара; он удивился, какая она сильная. Упершись ногами в закраину иллюминатора, Гаспар высвободил одну руку и схватился за столбик перил, облегчая Элен задачу. Когда он оказался на палубе рядом с девочкой, то впервые за много дней почувствовал себя по-настоящему свободным. Он видел, как яхта рассекает воду, до самого горизонта покрытую легкой зыбью, видел звезды над головой. Нос яхты то вздымался, то зарывался в волну. Наконец Гаспар опомнился и смущенно посмотрел на свои заляпанные грязью штаны и рубашку.
— Это ничего, — сказала Элен. — Пойдем.
И потянула его за руку к трапу. Забравшись наверх, они сели рядышком и прислонились к трубе.
— Эта труба так, для украшения, — объяснила Элен. — Мотор работает на мазуте.
— Я слышал, как Обираль говорил с твоим дядей, — сказал Гаспар. — Я сейчас тебе все расскажу, чтобы ты знала. А потом уйду.
И он рассказал все, что ему удалось услышать.
— Два года на Бермудах, — протянула Элен. — Ну нет, у меня есть дела поважнее.
— Чего же ты хочешь?
— Я хочу найти свой край.
Гаспар не смел больше произнести ни слова. Он сидел, не отрывая взгляда от своих драных штанов.
— Не знаю, можешь ли ты мне помочь, — снова заговорила девочка. — Но почему бы не попытать счастья? Я тебе сейчас все объясню. Только мне надо принести кое-что из моей каюты.
Она встала и направилась к трапу. Пока ее не было, Гаспар с тревогой озирался. Наконец Элен вернулась; в руках у нее были электрический фонарик и какая-то книжка.
— Если ты зажжешь фонарик, его заметят, — прошептал Гаспар.
— А мы спрячемся в шлюпке. Ты ведь знаешь эту шлюпку, — ответила Элен.
Гаспар развязал узел. Оба юркнули в лодку и накрылись парусиной.
— Сейчас я тебе расскажу, — начала Элен.
— И зачем ты мне доверяешься? — вздохнул Гаспар. — Ни на что я не годен.
— А кто вообще на что-нибудь годен?
Элен говорила вполголоса, очень серьезно, а подчас даже жестко. Сперва она рассказала, как ей жилось вот уже много лет. Жила она в Антверпене, в большом доме с видом на реку. Целая квартира —
— Мне купили собаку и кошку, — рассказывала Элен. — А однажды я попросила львенка — так мне и его подарили.
— Повезло тебе, — сказал Гаспар.
— Моя гувернантка повторяла мне это с утра до вечера. А когда никто не обращал на меня внимания, я смотрела в окно. Я видела, как трудятся матросы на баржах, как бегают дети по улице. Я тоже попросилась поиграть на улице. Мне тогда было двенадцать лет. Ясное дело, мне не разрешили. А как-то раз я случайно услышала разговор господина Драпера с Обиралем. Так я узнала, что господин Драпер мне не дядя, и еще узнала, что он боится, как бы я от него не сбежала. Хотя в то время бояться было нечего.
— Но я не понимаю... — начал Гаспар.
— Господин Драпер хочет сделать из меня певицу. Он желает мне только добра. И у него всегда такой вид, как будто он за что-то извиняется. Знаешь, каждый раз, когда он на меня смотрит, мне кажется, будто он сейчас спросит о чем-то важном.
Элен зажгла фонарик. Гаспар посмотрел на книжку, которую она держала в руках. Книжка была детская, с картинками. Девочка продолжала:
— В прошлом году господин Драпер решил заменить мою гувернантку, думал, так будет лучше. И пришла одна старая женщина. Ее звали Эмилией. Такая ласковая и веселая. Она все говорила мне: “Ты много чего не знаешь”. Вот у меня и засело в голове, что я должна что-то узнать, и я решила перевернуть весь дом вверх дном, чтобы растормошить их, понимаешь? Эмилия только плечами пожимала, как будто все это пустяки. Я взяла ключ для коньков и клещи и расстроила свое пианино. Научила собаку бросаться на лестницу и кусать гостей. Открыла в ванной все краны и затопила квартиру.
Элен строго отчитали, и она впервые узнала, какое влияние имеет на г-на Драпера Жак Обираль. Это он выбирал для нее учителей, в том числе по музыке и пению, следил за ее распорядком дня. Он заявил, что хозяин, дескать, сам виноват: приставил к Элен такую мягкотелую гувернантку, — и нанял другую, женщину без сердца, которая стала для девочки настоящим тюремщиком. В наказание Элен больше не выпускали из дому.
— Тогда я притворилась послушной. Решила, что все равно буду искать — я еще сама не знала, что, — только так, чтобы никто не догадался. Однажды я с самым смиренным видом попросила разрешения подняться на чердак. Сказала, что хочу найти там мои старые игрушки и починить их и что мне стыдно за свое плохое поведение. Гувернантка решила, что это можно. Сама отвела меня на чердак. За три месяца это была моя самая дальняя прогулка.